Нить надежды – ядовитая ненависть

13.

В тот момент папы не было дома. За несколько минут до того, как Шейндл вернулась, пришел помощник раввина города и попросил Шимона подойти к раву.

Тот сильно побледнел, взял свою шляпу и пальто, торопливо попрощался и почти бегом вышел из дома. По пути он пытался выяснить у помощника, в чем дело, но его усилия не принесли никаких плодов. Тогда Шимон замолчал, и стал перебирать в голове возможные причины, по которым рав мог вызвать его. Старые претензии его соседа по скамье в синагоге, спор о палатке на рынке, нескончаемая ссора между ним и хозяином продуктовой лавки Шрагой… Одно за другим, он проанализировал все свои взаимоотношения с другими людьми. Во всех случаях он очевидно прав, а кто думает по-другому – очень быстро убедится, что ошибается.

Только одно направление папа Шейндл не проверил. Рано утром реб Авром, папа Гиты, пришел домой к раву. У него были однозначные доказательства того, что Шейндл посещала собрания организации “Халуц”. Правда, всего три раза, но никогда не знаешь, что будет дальше. Если бы рав занимался каждым таким печальным случаем, то у него не осталось бы времени ни на что другое – так их было много. Но здесь, думал реб Авром, здесь другое дело. Речь идет о совсем юной девочке. До сих пор эти злодеи не протягивали свои лапы к таким  маленьким. Может быть, ее еще можно спасти.

Вначале реб Авром думал сам подойти к папе Шейндл и поговорить с ним, и даже, между прочим, упомянул об этом, но тут Гита остановила его. Она была очень смущена, и говорила, запинаясь и заикаясь:

– Папа… это… ну, это не очень хорошая мысль – рассказать папе Шейндл!

– Нехорошая мысль? А что ты предлагаешь? Чтобы Шейндл продолжала ходить на эти собрания, и в итоге вообще перестала соблюдать Тору?!

Гите было очень трудно объяснить, что у нее на сердце.

–  Папочка, я… я не знаю, но папа Шейндл ужасно… ужасно разозлится, и, может, он вообще выгонит ее из дома, и… и тогда ей будет еще хуже, она будет еще грустнее, и… и тогда она пойдет к ним, потому что ей некуда будет идти…

Реб Авром задумался. Да, то, что дочь говорит, стоит проверить и обдумать заново.

– А почему ты думаешь, что он ужасно разозлится?

Гита попыталась найти ответ. Она почти не бывала у Шейндл дома, та всегда предпочитала прийти к Гите. Но те считанные разы, когда она навещала Шейндл,  всегда надеялась, что ее папы не будет дома. Она очень его боялась, хотя он вообще с ней не разговаривал. Но у него был такой взгляд, как будто тебя пронзают насквозь, и непонятно, умеет ли он вообще… улыбаться. Кроме того, Шейндл всегда спешила домой, чтобы папа не сердился, и к любым планам добавляла железное условие: “Если папа разрешит”.

Гита боялась за Шейндл. Очень боялась. Она чувствовала, что просто опасно дать ее папе узнать об организации. Если бы было можно, она бы сама поговорила с Шейндл. Но, может быть, после рассказа учительницы Ханы это уже лишнее? Может, Шейндл уже сама решила, что она больше туда не пойдет?

Еще раз все взвесив, Авром понял, что Гита имела в виду. Он ведь знает отца Шейндл, и опасения Гиты – довольно реальны. Что же делать?

Пойти к раввину города. Сколько раз его мудрые советы помогали Аврому! Он передаст решение проблемы в опытные руки, и, кроме того, расскажет раву о своих опасениях по поводу того, что отец Шейндл может отреагировать слишком резко.

Рав внимательно выслушал Аврома, не пропуская ни одного слова. Проблема молодежи в городке, и вообще в Европе, палящим огнем обжигала его душу. Беспомощность сломленных родителей, которые стучались в его двери с утра до вечера, разбивала его сердце на тысячи кусочков. Ситуация была безнадежной: практически никому не удавалось охладить пыл юношей и девушек, которых так притягивали революционные идеи о всеобщем равноправии, жизни в кибуце, товариществе и отмене классовой несправедливости – все это на фоне всеобщей бедности, антисемитизма и голода. Шестнадцати-семнадцатилетние подростки смотрели на родителей, как разумный человек смотрит на сумасшедшего. Им было совершенно очевидно, что они построят новый мир, который еще никто никогда не строил, и никакие слезы не могли поколебать их самоуверенность.

Ядовитая ненависть ко всему еврейскому, которой отвергнувшие Тору наполняли нежные сердца подростков, проникала глубоко и сильно. Под их влиянием идиш стал восприниматься как постыдный язык, а исполнение заповедей – как что-то устаревшее и совершенно излишнее.

Единственный выход, решил раввин – поговорить с отцом Шейндл, но сразу же объяснить ему, как вести себя, если он хочет видеть свою дочь продолжающей его путь.

Когда папа Шейндл пришел к раву, его кулаки уже были сжаты, и он был готов к войне. Он сердился на соседа по скамье в синагоге, на Шрагу из магазина, продумал все доводы против торговцев на рынке и нашел ответы на все возможные претензии Зунделя, поставщика шляп.

Как ни удивительно, стакан горячего чая, предложенный раввином, смог охладить его разгоряченный ум. Когда он допил последние капли сладкой жидкости, то уже был гораздо более спокоен, но и заинтересован.

Рав начал говорить очень мягко, поинтересовался, как у него дела, как семья, похвалил двух старших сыновей, успешно и вдохновенно учащих Тору, и постепенно, капля за каплей, стал рассказывать о Шейндл.

Реб Шимон вскочил со стула. Стеклянный стакан задрожал от стука его кулака и в страхе разбился на мелкие кусочки.

– Она не посмеет такое мне сделать! Рав, Вы слышите? Я не позволю! Она шагу из дома не ступит! Она не получит еду! Она быстро поймет, что у нас такое не проходит!

Судя по лицу отца Шейндл, он готов был в ту же минуту бежать домой, схватить юную “преступницу” за шиворот и свершить над ней самый строгий суд.

Раввину пришлось чуть ли не силой остановить его.

– Скажите, реб Шимон, Вы действительно хотите, чтобы Ваша дочка осталась верной Торе?

Вопрос был практически оскорбительным.

– Если Вы действительно хотите победить в этой печальной войне, Вы должны понять, каков правильный подход. Вы должны осознать, что силой ничего не добьешься, даже если Вы запрете дверь и окна.

Отец Шейндл хотел возразить, но рав остановил его мягким движением руки.

– Вам ясно, что силой действовать нельзя? Так давайте вместе подумаем, в чем проблема. Если Ваша Шейндл в таком юном возрасте ищет чего-то вне дома, вполне вероятно, что дома ей чего-то не хватает.

– Не хватает? – в ярости вскричал реб Шимон, –  Да как ей не стыдно! Я едва дышу от тяжелой работы, чтобы обеспечить ее всем необходимым, а ей еще чего-то не хватает!!

Рав снова терпеливо переждал вспышку гнева и продолжил тихо и спокойно:

– Может быть, в доме не хватает радости? Может быть, тяжелая жизнь и работа создают напряженную атмосферу? Может быть, даже Ваша большая тревога за будущее детей вызывает гнев и придирки на каждом шагу?

Папа Шейндл не воспринял слова раввина.

– Так что, теперь уже и воспитывать нельзя? Уже никого не боятся – ни родителей, ни Б-га! Если я им не скажу, откуда они будут знать, что можно, а что нельзя? Такие разбалованные дети в наше время, уже и слова им не скажешь! Если отец так тяжело работает, чтобы обеспечить их, так они уже и пару вздохов не могут вытерпеть?

В его речи звучала боль.  Слова рава будто только углубили постоянную депрессию и разочарование от жизни, которой он жил. Ты вкладываешь, работаешь, волнуешься, воспитываешь – а твоим детям не хватает “атмосферы”!

И все же иногда необходимо анализировать свои поступки, даже если это очень больно. Это как операция.

Раввин продолжил:

– Если человек хочет достичь какой-либо цели, он должен сделать  две вещи. Во-первых –  определить цель, а во-вторых – хорошенько понять, каков путь к ней. Ваша цель – вырастить Б-гобоязненных и соблюдающих законы Торы детей, правильно?

Отец Шейндл кивнул.

– Теперь давайте проверим путь. Если придирки и напряжение вызывают у Вашей дочери желание повернуть в другую сторону, искать выходы на свободу и к счастью, значит, Вам нужно найти другой путь. Вы обязаны найти другие способы воспитания!

– И что Вы предлагаете, рав? Ведь все видят, что происходит в городе, если есть какой-то способ, почему он не действует?

– Поймите, дорогой Шимон, семнадцатилетние подростки могут быть заворожены разными идеологиями, и в таком случае нужна огромная помощь Свыше, молитвы и военные тактики, но когда идет речь о четырнадцатилетней девочке –  с помощью хорошего и теплого отношения можно сравнительно легко вернуть ее домой. Тем более, что если до 16-17-ти лет ребенок жил в отрицательной атмосфере, то уже несколько поздно что-то менять. Но в Вашем случае еще можно все исправить!

Если мы по-настоящему боимся Б-га, мы обязаны действовать не так, как нам удобно, а так, чтобы это принесло пользу. Вам будет очень тяжело вернуться домой и ничего не сказать Шейндл. Очень тяжело будет улыбаться ей больше, чем обычно, несмотря на то, что Вы все знаете. Будет непросто меньше критиковать, а если и делать это – то спокойно, без гнева. Но если Ваша цель ясна и чиста, Вы сможете сделать это – как бы трудно это не было!

“Как бы трудно это не было… да как я вообще вернусь домой? Как я вообще смогу смотреть на дочь и ничего не говорить? Да еще и улыбаться! Что рав себе думает? Что я – ангел?!”

Раббанит выглянула из кухни. Запах готовящейся еды только добавил раздражения. Хорошо, что рав не предложил ему изменить их убогое меню. Этого реб Шимон при всем желании не сможет сделать!

Он медленно встал и направился к выходу.

– Помните, – повторил ему вслед рав, – будущее Вашей дочери очень во многом зависит от Вас! Крепитесь! И всегда Вы можете прийти сюда снова, по любому вопросу!

Тем не менее, папа Шейндл вышел из дома рава удрученным и взбудораженным…

перевод г-жи Леи Шухман