ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА | СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА |
Глава 47 Фантом “а что скажут?”
Моя дорогая Шейндл!
Вчера, на фоне окружающих Хеврон темных гор, под шум “волн”, разбивающихся о стены учебного зала ешивы, я думала о тебе.
Я думаю о тебе по ночам. Стараюсь угадать твои размышления, стремления твоего сердца на фоне темного горизонта, и огней кибуца, лишь немного освещающих тьму. И вдруг, я встрепенулась. Новая мысль ударила меня, как молния.
А может, может Шейндл уже хочет вернуться? Может уже наступил момент, когда ты поворачиваешься назад, вглядываешься в свои следы на тропинке, и говоришь: “Жаль…”?
И тогда я подумала о том, что наверняка стоит у тебя на пути, и отнимает у тебя смелость и силу встать и уйти. Это препятствие, которое мешает тебе, стоит на пути почти у всех людей на земле. Именно оно закрывает перед ними врата в миры успеха и продвижения. Именно оно оставляет десятки тысяч людей сидеть, как улитка в домике, замерзать во льду бездействия, и забирает у них лестницы к подъему, росту и расцвету. Знаешь, кто этот враг?
Этот враг – страх перед обществом! Опасение, “а что скажут?”.
Страх провала – это враг человека. Может быть, самый сильный из всех. Практически нет человека, который бы не познакомился с ним, как следует. И практически нет никого, кто бы понял и увидел, что это напрасный испуг. Он огромен, несмотря на то, что на самом деле – крошечный, он угрожает, хотя на самом деле – его практически нет, наводит ужас, хотя на самом деле почти не существует.
Знай, милая Шейндл, что большинство людей на земле живут своими проблемами, своими бедами, своими делами. Другие люди практически не интересуют их. Они бросают беглый взгляд на ближнего, мысленно анализируют его долю секунды, и продолжают заниматься своими делами. А тот, кто идет по улице, боится и пугается. Он уверен, что все смотрят только на него, думают только о нем, ждут его провала, и рады подловить его на каждой ошибке.
Если бы человек игнорировал этот страх и поднимался над этим опасением, он мог бы взлететь в небеса, развить свои скрытые таланты, использовать возможности и подниматься во всех сферах.
Как младенец учится ходить? Он встает и падает десятки раз, неудача не пугает его, он спотыкается и встает, падает и снова встает, пока у него не получается. Если бы у него был разум опасаться и мудрость стыдиться, он бы никогда не научился ходить. Как малыш учится говорить? Если бы взрослому человеку было необходимо приобрести этот навык, это было бы для него невероятно трудно, почти невозможно.
Поэтому, я зову тебя, дорогая Шейндл, с искренней любовью и теплом. Там ли ты уже, или еще нет, делай то, что тебе видится правильным. Постарайся уменьшить мнение окружающих до его настоящих масштабов. Помни, что в конечном итоге, каждого человека интересует, в основном, он сам, и все, что происходит вокруг – находится где-то там, на внешней грани его сознания, занимает его пару мгновений, и не более того. Никогда не принимай в расчет эти краткие мгновения. Смотри на них, как на камни преткновения, как на препятствия, которые можно убрать одним пинком, и продолжать идти по дороге, ведущей к истине и добру.
Удачи тебе, Шейндл!
Учительница Хана
****
За секунду, до прощания с Мирой, Ида спросила: “А как ты приехала сюда?”
Мира испуганно заморгала. К ней вернулись воспоминания о кошмарных моментах выхода из дома. Конечно же, они заказали такси. Но и короткий путь от дома до машины был для нее нескончаемым ужасом. Чем более Мира выздоравливала от тяжелого состояния, в котором находилась, тем более к ней проникало осознание ситуации. Она ощущала себя, как человек, который медленно и постепенно выходит из темной пещеры, только для того, чтобы войти в следующую пещеру, менее темную, но тоже совсем неосвещенную.
В темной пещере она была одна. Это было ужасно, но там не было никого, кто бы смотрел на нее, насмехаясь или сплетничая. А во второй пещере стоит множество людей, в их руках – вращающийся меч, и их взгляды – как острое лезвие.
– В следующий раз, Мира, приезжай на автобусе, хорошо?
Дрожь стала заметной и вызывающей жалость.
– Я… я… не в состоянии…
Ида бросила взгляд на наручные часы. У нее есть четверть часа перерыва между одной пациенткой и другой. Та, которая после Миры, обычно опаздывает минимум на десять минут. Ида всегда заканчивает со швейцарской точностью. Только Мира почему-то невероятно трогает ее сердце и заставляет отступить от правил.
– Хочешь, поговорим об этом несколько минут?
Ида, почему тебе это так срочно? С каких это пор такой опытный специалист, как ты, действует по зову чувств?
Ведь этой теме нужно посвятить отдельную беседу. Посмотри, какая она напуганная. Ты думаешь, что пятнадцатиминутная беседа сможет помочь ей и нейтрализовать страх перед окружающими? Ведь речь не идет о напрасном страхе! Смысл этого страха – прозрение. Мира очень хорошо осознает, что с ней произошло и происходит. А в нашем обществе – это на самом деле страшный стыд! Под палкой критики, которая наверняка ударит ее, ее шансы полностью поправиться, вернуться к обычной жизни и полноценной деятельности – очень слабы! Ей действительно есть, чего бояться. Причина этой дрожи – реальна!
Сколько труда нужно вложить, чтобы укрепить ее. Ей предстоит тяжелый период. Четверть часа беседы – это как легкий порыв ветерка в жаркий день, не более того. И, тем не менее, отвечает Ида этим справедливым утверждениям, эти четверть часа будут первым порывом ветра. Даже легкий ветерок в жаркий день очень помогает, хотя и не может прогнать жару.
Мира возвращается в кресло.
Ида молчит пару минут, а потом спрашивает:
– Ты уже раскаялась, Мира, за этот период?
Мира немеет. А Ида продолжает:
– Если ты видишь эти тяжелые дни, которые ты прожила, как пятно, как грех, как нечто, чего следует стыдиться, страшную вину или проступок, ты должна сделать тшуву. Сожалеть об этом, исповедаться Всевышнему…
Мира молчит. Она очень хорошо понимает укол, спрятанный в этих словах.
Ида ищет самые теплые, самые хорошие, самые сильные слова. Слова, которые смогут высказать то, что, как огонь, горит в ее сердце. Вот перед ней сидит еврейская мать. Мать, которая удостоилась привести в мир пятерых детей. Она трудилась, растя их, воспитывая их, обеспечивая их всем необходимым, она стремилась, как любая еврейская мать, воспитать в них любовь к Торе и заповедям, хорошие душевные качества и б-гобоязненность.
Да, у нее были ошибки. Были небольшие искажения в иерархии ценностей. Есть что улучшать, исправлять, выпрямлять. Но разве из-за этого можно хоть на йоту уменьшить ценность заслуги, которая ей досталась? Разве из-за небольшого падения в пути, Мира должна чувствовать себя такой несчастной неудачницей и дрожать, как осенний лист? Не показывает ли эта ситуация изъян в общем взгляде на еврейскую мать? Не свидетельствует ли это, что чужие веяния затуманили сияние и ценность понятия “мать в народе Израиля”? Нет ли чего-то искаженного, испорченного, что заставляет смотреть на эти падения несколько пренебрежительным и обвиняющим взглядом?
Если бы мы только видели роль еврейской матери в правильном свете! Если бы мы относились с положенным уважением к той, кто удостоилась продолжать золотую цепь поколений, и делает это преданно и ответственно, с усилием и решимостью, то мы бы более уважали и падение, давали ему место, больше бы поддерживали и протягивали любящую руку помощи.
Конечно, Ида не может воспитать все поколение и изменить общество. Но она может, да еще как, укрепить саму Миру. Если Мира будет крепкой и уверенной, если она вернет себе уважение, которого достойна, если поймет величие своей роли, как матери, она будет более защищенной, и менее хрупкой, будет меньше стыдиться и бояться.
Ида думает о примере. Она думает о нем много раз, порой у нее есть желание написать его большими буквами и повесить на каждом дереве.
Если бы мы услышали о человеке, занимающем высокий чин в ШаБаКе (израильской разведке), или о летчике военного самолета, который выполнял множество тяжелых задач государственной важности. И вот, из-за невероятного напряжения и величия ответственности, которые лежат на его плечах, он пережил душевный кризис. Сосредоточенность, стресс, бремя, его важнейшая роль, сломили его на какое-то время. Разве наше отношение к нему стало бы вдруг пренебрежительным, обвиняющим, насмехающимся? Конечно, нет! Наоборот, сам по себе кризис свидетельствует о важности роли и величии ответственности.
Она расскажет Мире этот пример, как многим другим женщинам, приходящим к ней. По чуть-чуть, по капелькам, она напоит ее смелостью, она поможет ей выпрямить спину. Потом сможет попробовать исправить, указать на слабые точки или дать инструменты разумно справляться с ними. Она также постарается, конечно же, уменьшить в мириных глазах великанские масштабы страшного “а что скажут”. Люди говорят минуту-две, анализируют, но никогда тот, кто “под микроскопом”, не оказывается во главе их интересов. Каждый занят своими делами и заботами. Может быть, она даже покажет Мире Письмо, в котором это написано. С Б-жьей помощью, Мира окрепнет. С Б-жьей помощью, она добьется успеха.
ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА | СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА |
перевод: г-жа Лея Шухман