Для рабанит было принципиально говорить на чистом языке Торы. От «сленга» она бежала, как от огня… Она не могла терпеть, если дети ее пользовались уличными выражениями.
Она, бывало, спрашивала у детей: «Разве это слово упоминается в Торе?», а услышав отрицательный ответ, обращалась к детям с просьбой не употреблять слов, которые не употребляет святая Тора.
Одна ее знакомая рассказывала, как в беседе с рабанит у них зашла речь о способности человека видеть только хорошее в любых обстоятельствах, и она, в качестве примера, рассказала рабанит притчу про художника, который написал прекрасную картину, потратив на нее много времени и сил, и когда шедевр был практически закончен, оставалось лишь дописать какие-то детали, у него пролилась краска, образовав отвратительное пятно в самом центре картины. Художник не отчаялся. Добавив к пятну несколько штрихов, он превратил пятно в собаку, карабкающуюся по ступенькам крыльца перед домом.
Услышав эту притчу, рабанит захотела внести в нее исправления: «Зачем говорить о собаке? Пусть это будет овечка. Ведь овечка тоже может вскарабкаться по лестнице». Рабанит считала, что тому, кто следит за чистотой языка, не следует упоминать название некашерного животного, если можно обойтись без этого…
Песни, которые рабанит пела своим детям, и истории, которые она им рассказывала, отбирались самым тщательным образом. Она не рассказывала им сказки, если они не упоминались в Торе или в Мидрашах, и не пела песни, пришедшие из неподобающего источника. «Дети так чисты. Зачем же забивать им голову всякой ерундой?» – говорила она.
При каждом удобном случае рабанит прививала своим детям правильный взгляд на вещи и правильную расстановку приоритетов. Когда один из детей нечаянно разбил очень дорогую вазу, на лице рабанит не отразилось ни капли сожаления. Другое дело, если она слышала, как кто-то из детей некрасиво разговаривает, или видела, что дети дерутся, не дай Б-г, тогда она просто менялась в лице!
Дети ее рассказывают, что она прививала им ценности, связанные с выполнением заповедей и изучением Торы с самого раннего возраста.
Когда они возвращались из синагоги, она с порога спрашивала их: «Сколько раз ты сказал “амен”? А сколько раз “амен, йеэй шмей раба…” – в ответ на “Кадиш”? Как это ты не сосчитал?!» – удивлялась рабанит…
У детей возникало чувство, что не может быть ничего важнее, чем ответить «амен» и «амен, йеэй шмей раба…». Ведь они видели, как счастлива была их мама, когда, вернувшись из синагоги, они докладывали, как много раз они ответили «амен»… Она уделяла этому особое внимание, и дети приучались чувствовать особый вкус во всем, что связано со святостью.
Когда кто-то из детей заканчивал изучение какого-нибудь трактата Талмуда, или его части, особенно если он учил это по собственной инициативе, а не в рамках учебной программы, рабанит устраивала праздник в честь виновника торжества, покупала ему подарки… Она просто светилась от счастья!
Любой поступок, связанный с выполнением заповеди, был для нее очень дорог, и дети это знали.
