2 сивана – йорцайт раббанит Гиты-Леи, жены рава Ицхака Зильбера, зацаль. О великой праведнице – воспоминания ее дочери, раббанит Хавы Куперман:
Часть четвертая. Семейная жизнь
Папа и мама поженились практически сразу после войны – в элуле (сентябре) 1945 года. Выйдя замуж, мама должна была переехать из Куйбышева в Казань. Но поскольку она работала на военном заводе, ее не отпускали. Даже замужество для советской власти не являлось достаточной причиной. И тогда рав Мордехай Дубин, который и устроил брак моих родителей, задействовал свои связи (мама даже помнит, что он спрашивал у нее, знает ли она человека по фамилии Вовси, и можно ли на него полагаться. А Вовси – это была настоящая фамилия знаменитого Михоэлса), и с помощью Михоэлса добился для мамы разрешения переехать в Казань.
Мама рассказывала, как она ехала в Казань. Ехала одна, потому что ее родители в это время находились в ссылке, сначала в Омске, а потом в Казахстане.
Это поездка была для нее просто жуткой пыткой: в то время все военные возвращались по домам, и она была единственной женщиной в вагоне, полном опьяненных победой фронтовиков, которые уже несколько лет женщин в глаза не видели… Слава Всевышнему, Он охранял ее, и ей удалось добраться к папе целой и невредимой.
Бабушка всегда сама вела домашнее хозяйство, и не желала никакой помощи. Всем трем дочерям она говорила: «Вы только сидите и учитесь!» Поэтому, когда моя мама вышла замуж, она не знала даже, как сварить яйцо. Когда она думала, как сварить суп, она совершенно не понимала, нужно ли налить в кастрюлю стакан воды, или ведро. Она, конечно, потом научилась. В основном, ее учила папина мама, и у нас сохранилось много рецептов из ее кухни. А вот от маминой мамы ничего нет. Позже, когда родители переехали в Ташкент, там были женщины, которые организовывали еврейские свадьбы, и сами все готовили. Моя мама приходила и помогала им. От них она тоже научилась многому в плане готовки. В итоге она прекрасно готовила.
Мама рассказывала, как она в первый раз окуналась в микву – еще в Куйбышеве.
Законам чистоты семейной жизни ее обучала бабушка и еще одна женщина. Эта женщина была необыкновенной – она всю жизнь все строго соблюдала, живя при этом с совершенно светскими (советскими!) детьми. Она все переживала, что, несмотря на то, что старается есть только кошерное, но не может уследить за тем, чтобы дети не путали посуду и т.п., и наверняка, что-то трефное и ей в рот попадает.
Мама пошла работать учительницей физики. Вскоре родилась Сара. Когда ей было полтора года, бабушка (папина мама) умерла. Потом родился мой брат (о том, как ему делали обрезание, рассказывается в книге «Чтобы ты остался евреем»). Мама рассказывала, что, когда она выходила из больницы, ей сразу же дали противозачаточные таблетки – двое маленьких детей подряд, это же само собой разумеется! Маме дали эту пачку в руки (отказаться она не могла – на нее бы посмотрели, как на сумасшедшую), и она вышла на улицу, ощущая, что эта коробочка просто горит у нее в руках. Она дошла до ближайшей урны и сразу выбросила туда таблетки. Я всегда думала – откуда у мамы было настолько четкое и правильное мировоззрение? Это, конечно, заслуга ее родителей.
Мама рассказывала, что, когда Бенцион родился, Сара довольно сильно ревновала к нему.
Ведь ей самой еще не было двух лет. И вдруг приносят какого-то младенца, на которого все любуются и все вокруг него танцуют! И однажды мама застала Сару с вилкой в руках, целящейся в глаза малышу. Мама была в ужасе. И с тех пор в нашей семье, если у кого-то рождается новый ребенок, дают подарки всем предыдущим – от имени малыша. Когда я родилась, Саре было четырнадцать, Бенциону – двенадцать. Мама послала им подарки из роддома и сказала, что это я им дарю. Обычно, когда рождается малыш, все дарят подарки для него. У нас наоборот, всегда дарят подарки старшим детям. И даже если взрослые дети уже понимают, что подарок не совсем от малыша, это все равно работает! Потому что это в любом случае очень приятно.
Когда моему брату было чуть больше двух лет, папу посадили. Мама осталась одна.
Можете себе представить: женщина остается одна с двумя малышами, без всякой поддержки, и чем она занята? Тем, чтобы тайно доставить мужу в лагерь самые маленькие тфиллин и мацу на Песах… Она доставала и передавала папе и Танах, и Мишну, и молитвенники – все, что ему было нужно. Об этом тоже много есть в его книге.
Как я уже говорила, мама стала учительницей. Хотя ей очень нравилась ее профессия инженера-электрика, она поняла, что, работая по профессии, она не сможет соблюдать Шаббат. Поэтому она пошла в школу. Как же она работала в субботу в школе? Она преподавала два раза в неделю, и, как назло, один из них был в Шаббат. Так что на уроке, который был посреди недели, мама давала новый материал – ведь нужно было делать разные опыты и т.д. А в Шаббат она опрашивала учеников. Мама была очень честным и прямым человеком. Папа ставил ученикам оценки в журнале заранее. Мама же так не могла: как можно поставить оценку прежде, чем спрашиваешь?! Это нечестно! Поэтому она просто запоминала оценки, а потом после Шаббата записывала себе на листочек, и в дальнейшем переносила в журнал.
Однажды классная руководительница посмотрела журнал и увидела, что там нет оценок.
Она в негодовании взяла журнал, заперла в шкаф, и сказала завучу, что в понедельник она принесет показать журнал, где Гита Биньяминовна не проставила ни одной оценки! Как она вообще работает?! Но именно в это воскресенье мама (которая была очень ответственной!) сказала себе: «Я уже давно не записывала оценки в журнал. Это неправильно». И она специально поехала в воскресенье в школу, чтобы записать оценки. Совершенно ничего не подозревая, она спросила дежурную: «А где журнал такого-то класса?» И та, так же, без всякой задней мысли, ответила: «А, я видела, как классная руководительница положила его вот в этот шкаф». Мама взяла ключ, открыла шкаф, достала журнал, проставила оценки, положила журнал на место, заперла дверцу и пошла домой.
Можете представить себе удивление учительницы, которая пришла к завучу с «уликами», и вдруг… Думаю, она так до сих пор и не знает, как оценки «прыгнули» в журнал.
Какое-то время мама работала классной руководительницей десятого класса. И она должна была присутствовать на выпускном вечере. А там же нужно пить! Вино она, конечно, пить не могла – некошерно, поэтому она говорила, что пьет только водку. Все считали маму очень «крутой». Из еды она тоже искала что-то кошерное, и никто ничего не замечал.
Мама постоянно, как и положено замужней женщине, носила головные уборы, и всегда старалась, чтобы они были красивыми и сочетались с одеждой.
Поэтому все считали маму модницей. (Я тоже стараюсь всегда подобрать головной убор в тон одежде, и помню, что, когда три года жила в Америке, никто не догадывался, что я – религиозная женщина. Все думали, что это просто мой стиль. Я очень недоумевала. Мне-то казалось, что по мне это сразу видно). И у мамы, и у папы был свой вкус. Например, были цвета, которые мама не любила: черный и зеленый. Она говорила, что это цвета ведьм.
После того, как папа вернулся из лагеря, у родителей по-прежнему не было больше детей. Сначала мама не обратила внимания, что больше не беременеет – списывала это на тяжелые условия, недостаток еды и т. д. Но, когда она поняла, что ей уже под сорок и поезд вот-вот уйдет, она пошла к врачу. Оказалось, что у нее была некоторая медицинская проблема. Мама начала лечиться, и в результате родилась я, а потом и Малка.
Мама была очень энергичной и активной женщиной. Но при этом, когда мы с Малкой были маленькими, мама не работала.
До того, как Малке исполнилось шесть, она сидела с нами дома. Только сейчас я могу это оценить. Причем я никогда не ощущала, что маме с нами тяжело или скучно. Мама научила меня считать – и я ходила и считала до тысячи, без остановки. Как мама это выдерживала? Она научила меня и читать по-русски. На самом деле, это было интересно: сначала папа, сестра и брат научили меня буквам и огласовкам на иврите.
Мне было тогда около четырех. Я их все выучила, но логику чтения не поняла вообще. То есть, если мне нужно было прочитать слово «има», я говорила так: «хирик алеф – и; патах алеф – а, патах бейс – ба, патах гимель – га, патах далет – да…», и так далее, пока не доходила до «патах мем – ма». А если слово начиналось на «тав», то я проговаривала таким образом весь алфавит. Я очень любила буквы, и повторяла это с утра до ночи. А как просто прочитать – не понимала.
Мама рассказывала, что я так прожужжала ей уши, что она уже не могла это слышать. И тогда она нашла выход: она научила меня русским буквам, и, поскольку я понимала слова, я очень быстро научилась читать. И тогда я научилась и на иврите. Я до сих пор помню свое удивление: всего-навсего это от меня требуется? Это называется читать? Это же так легко!
Когда мама занималась домашними делами (готовила, мыла посуду), она все время с нами разговаривала.
Она пересказывала все книги, которые прочитала, причем, объясняя, почему написано так, а не по-другому, что автор хотел передать, где он говорит неправду, а где он пытается нас запутать и так далее. Она это делала, даже когда мы были еще совсем маленькие – я помню себя года в три, как мама мне рассказывает и все объясняет. Причем именно на моем уровне, так, чтобы я поняла.
Мама и папа ради нас шли на многое. Например, мы жили в квартирах, где бытовые условия были ужасными – например, водопроводного крана в доме не было, и туалет тоже был снаружи. Нам, детям, все это вовсе не мешало, но как маме было тяжело! Для чего они выбирали такие квартиры? В них всегда был отдельный дворик, где мы могли играть, не ощущая необходимости идти гулять на улицу (и общаться там непонятно с кем…) Ради этого мама готова была пожертвовать своим комфортом. И не только комфортом.
Мама была для нас готова на все! Иногда даже мне казалось, что это немного слишком.
Например, однажды (уже будучи взрослой) я привезла ей красивую посуду из Америки, а она раздала ее моим сестрам, хотя ей самой она тоже была нужна. Так что пришлось еще раз покупать. С другой стороны, когда мы были маленькие, нас очень приучали к тому, что маме и папе тоже что-то нужно. Например, шоколад всегда делили поровну, и папе и маме тоже давали их долю. Мама вообще очень боялась, чтобы мы не выросли жадными. Жадность она терпеть не могла. И она очень старалась избегать того, чтобы у нас возникало ощущение, что чего-то мало, чего-то не хватает.
Например, к еде у нее был такой подход: поскольку денег всегда было очень мало, она старалась купить все как можно дешевле, и готовила очень много.
Она умела из дешевых продуктов сделать что-то очень вкусное. Мама боялась, что мы будем психологически голодными. Есть бедность физическая, а есть бедность психологическая. Мама понимала, что если она купит или приготовит мало (даже если это дорогая еда), и нужно будет делить на маленькие кусочки, то у детей будет ощущение голода. Этого-то она и старалась избежать. Так что мы жили «на широкую ногу».
Когда я была маленькая, у мамы и старшей сестры было одно пальто на двоих.
Они выходили по очереди. А у меня никогда не было отдельной кровати. У нас вообще было всего три кровати: мамина (с ней спала и Малка), папина, и Сарина. Я спала вместе с Сарой на одной кровати, а брат спал на раскладушке. У нас был только один двустворчатый шкаф, в котором помещались вещи на один сезон, а остальные хранились в чемоданах под кроватями. Я помню, что Саре всегда приходилось, когда она мыла полы, вытаскивать эти чемоданы, а потом засовывать обратно. Но надо сказать, что все это воспринималось абсолютно спокойно. Тем более, что зачем было что-то покупать? Ведь мы же собирались в Израиль! Все годы мы жили с ощущением, что вот-вот уедем!
продолжение следует
