Книжка вторая
Глава II
Добродетель свекра проявлялась и в том, как он воспитал детей.
Мойше, старший сын, был замечательный юноша: на свою свадьбу он отправился в сопровождении ученого реб Мойше и слуги, прозванного впоследствии Яковом Пуленепробиваемым. С собой они везли приданое Мойше. Неподалеку от Бремерфорде на них напали разбойники, ограбили, избили и ранили. Крестьяне отнесли их в соседнюю деревню. Врачи, осмотрев несчастных, пришли к выводу, что реб Мойше и жених останутся живы, но Яков, в которого попала пуля, обречен! Однако спустя два дня оба – и жених, и реб Мойше, скончались, а Яков со временем поправился. С тех пор его и прозвали «пуленепробиваемым».
Можете себе представить горе родителей! Сколько они ни пытались добиться наказания убийц, куда ни обращались, все было тщетно! И до сих пор это убийство вопиет к Б-гу!
Знала я и второго сына моего свекра, Авроома Гамельна. Он был напичкан изречениями из Торы, как гранат зернышками, и все время сыпал цитатами. Поэтому свекор отправил его в польскую ешиву.
Благодаря своим глубоким познаниям в Талмуде он получил известность и женился в Познани на дочери видного тамошнего еврея Хаима Боаса. После свадьбы он продолжал усердно изучать Талмуд и, углубляя свои познания, приобрел немалый авторитет. Однако спустя несколько лет, когда еврейские общины в Польше были опустошены гетманом Хмельницким, он лишился всего своего имущества, и ему пришлось вернуться с женой и дочерью в дом моего свекра.
Удивительным было рождение его дочери. Семнадцать лет прожив с женой, он не имел от нее детей.
Когда тяжело заболела его теща, она подозвала к смертному ложу дочь, жену моего свояка, и сказала: «Дочь моя, я в руке Б-жией и вот-вот умру. Если я заслужила какую-то награду на небе, то буду просить Г-спода, чтобы он благословил тебя детьми». Вскоре благочестивая женщина умерла, а моя золовка оказалась беременной и родила в срок дочь, которую в память о матери назвала Сарой. Спустя семь лет она родила еще сына, нареченного Шмуэлем.
Многое можно еще рассказывать об Аврооме Гамельне. Мой свекор обосновался в Ганновере, и жилось ему неплохо. Но на беду его и детей соблазнили переехать в Гаммельн. А там – разные предложения, обещания, но ничего из всего этого не вышло, да простит тех людей Б-г! Свояк мой, благословенной памяти реб Авроом, был великим знатоком Талмуда и мудрым человеком: он говорил мало, но когда скажет, это было мудрое слово, и все слушали его разинув рот.
Была у моего свекра еще дочь Ента. Когда Ента была совсем юной, он сговорил ее за сына Зусмана Ганса из города Миндена-на-Везере. Про Зусмана Ганса говорили тогда, что он «стоит» 100 тысяч рейхсталеров. Однажды мой свекор пировал с ним, и за бокалом вина они договорились поженить своих детей. Назавтра, когда Зусман Ганс протрезвел, он пожалел об этом уговоре. Но что сделано, то сделано, и договоренность нарушена не была.
Поскольку невеста и жених были еще слишком молоды, Зусман Ганс отправил сына в Польшу изучать Талмуд. Вскоре сам он умер. Друзей, которые могли бы присмотреть за его имуществом, не осталось, и капитал быстро растаял. Вдова его вторым браком вышла за Файвиша Ганса.
Спустя несколько лет молодой жених вернулся из Польши. Но если мой свекор рассчитывал получить зятя с капиталом во много тысяч рейхсталеров, его постигло разочарование: несколько сот талеров – вот все, что у него было!
Свекор даже хотел аннулировать брачное соглашение, но жена его и слышать не хотела: нехорошо позорить осиротевшего юношу.
Поэтому молодых поженили, и они прожили в Миндене несколько лет.
В то время Файвиш с супругой уже решили женить собственного сына. На «спиндл» (праздничная трапеза в пятницу перед свадьбой) было продемонстрировано большое богатство: на столе выставлена красивая посуда и прочее. Соломон Ганс поглядел на все это и, несомненно, приметил кое-что из столового серебра, принадлежавшего еще Зусману Гансу, его отцу, а самому ему, между прочим, из наследства досталось очень мало!
Поэтому он зашел в кабинет своего отчима, поглядел вокруг и заметил маленькую шкатулку, битком набитую всякими документами, которые он счел своими по праву. Однако если я стану рассказывать обо всем по порядку, этой истории не будет конца: на двадцати листах бумаги я не смогу изложить все, что из этого вышло.
Назавтра Файвиш хватился шкатулки с документами и сразу заподозрил своего пасынка. Между ними вспыхнула ссора, и, конечно, они пошли в суд, а с ними и мой свекор. Судебный процесс обошелся свекру и Файвишу по две с лишним тысячи рейхсталеров каждому. Несколько лет они враждовали и обращались в высшие судебные инстанции. Дело дошло до того, что была в опасности их жизнь. Однажды Файвишу удалось добиться, чтобы моего свекра заключили в тюрьму, другой раз перевес оказался на стороне свекра, и в тюрьму попал Файвиш.
Так они продолжали судиться друг с другом, пока и у того, и у другого не осталось денег, хотя мой свекор, пожалуй, мог бы еще продержаться.
В конце концов в дело вмешались третьи стороны, настоявшие на том, чтобы пригласить из Франкфурта раввинов и решить дело раз и навсегда. Явились раввины и представители раввинского суда, довольно долго взвешивали, кто прав, кто виноват, но дело кончилось ничем, а знатоки права уехали с большим кушем каждый! Один из членов раввинского суда так набил себе мошну, что возвел отличную пристройку к дому, задуманную под кабинет, а на стене кабинета велел изобразить трех-четырех раввинов в шляпах с высокой тульей, ощипывающих гуся («ганс» – гусь).
Позднее свекор перевез зятя Соломона Ганса и дочь Енту из Миндена в Ганновер, добившись права на жительство в этом городе и еще для одного своего ребенка. Тогда Ганновер был уже достаточно крупным городом. Соломон Ганс был доволен своей судьбой и со временем нажил там богатство. Но счастье его было непродолжительным, ибо в расцвете сил его унесла смерть.
Несколько лет вдова оставалась верной его памяти и не собиралась замуж. Но все так явно указывало на то, что моим новым свояком суждено стать богачу Лефману Беренсу, (Лефман Беренс, известный также как Липман Коэн, был финансовым агентом и поставщиком властителей Герцогства Ганноверского. Благодаря своему влиянию он стал могущественным покровителем и заступником евреев Брауншвейга и Люнебурга. Естественно, он был парнасом еврейской общины в Ганновере. Родился примерно в 1630 году. Умер в Ганновере в 1714-м. Прим. ред.), что воспоминание о Соломоне Гансе потускнело.
По правде говоря, когда Лефман женился на моей золовке Енте, ему было далеко до того положения, которое он занимает сейчас.
Но Г-сподь возвышает и ниспровергает людей, все в Его власти! Свекор думал, что, трудясь не покладая рук и тратя сотни талеров, чтобы помочь детям встать на ноги в Ганновере, он обеспечивает будущее им и их потомству. Но для кого выбивался из сил этот добрый человек? Для чужих! Ибо сказано: «И оставят имущество свое другим». Увы, что еще могу я написать? Человек предполагает, а Б-г располагает!
Четвертым ребенком моего свекра был ученый реб Шмуэл. Он тоже учился в Польше и взял в жены девушку из лучших семей в Лемберге, дочь знаменитого раввина Шолема. Сам он тоже поселился в Лемберге, но и ему из-за войны пришлось бежать на родину с пустыми руками. Мой отец долго поддерживал его семью материально. Позднее он стал раввином в Гильдесгейме. Нечего и говорить, был он благочестивым, святым человеком. Весь Гильдесгейм может подтвердить, что он предсказал час своей кончины.
Пятым ребенком свекра был ученый реб Ицхок – да благословенна будет его память. Лично мне не пришлось его видеть. Он жил во Франкфурте-на-Майне, и те, кто знавал его, говорят о душевной чистоте и глубокой учености этого человека. Немногие могли сравняться с ним в знании Торы. Но и он не дожил до старости: умер лет пятидесяти, богатым, уважаемым человеком.
Шестым ребенком свекра была дочь Эстер, благочестивая и добродетельная женщина. Ей тоже пришлось многое пережить, но терпение не изменяло ей вплоть до той минуты, когда ее чистая душенька отлетела к Б-гу. Мне нечего добавить к этому, ибо всем известно, какая это была превосходная женщина!
Седьмым ребенком был Лейб Бонн, вполне достойный человек: конечно, не сказать, что великий ученый, но большой любитель книг. Он долго был парнасом здешних общин вокруг Кельна, а сам жил в Бонне в довольстве и пользовался всеобщим уважением, но умер молодым.
Восьмым ребенком была дочь Хана, которую можно сравнить с той великой и благочестивой женщиной, в честь которой ее нарекли. Она умерла очень рано, не оставив потомства.
Девятым ребенком был ваш дорогой и верный отец. О нем я не стану здесь распространяться, напишу в свое время.
Я записываю все эти подробности, дорогие мои дети, чтобы вы знали, от каких людей вы происходите, а то завтра или послезавтра ваши дети и внуки уже не будут ничего знать о своих корнях, откуда они были родом, и кто были их деды и прадеды.
