Глава IV
Я рассказала вам, как подытожила свои долги. После этого я пошла к своему деверю Йосефу и попросила его просмотреть мои активы и сказать, не завысила ли я или не занизила ли цены на принадлежащие мне товары. Он пересмотрел все и сказал: «Ты все оценила слишком дешево. Если бы я продавал свои товары по таким ценам, то обанкротился бы». Но я отвечала: «Мне кажется, разумней оценить товары подешевле, а продать, если удастся, подороже, чем наоборот: завысить цену, а потом оказаться вынужденной сбавлять цену даже ниже реальной стоимости. По моим подсчетам, даже по назначенной мной недорогой цене я выручу достаточно, чтобы обеспечить своих осиротевших детей».
Итак, я провела аукцион, и все прошло очень хорошо. За все товары мне дали хорошую цену, и хотя я определила шестимесячную отсрочку уплаты, – хвала Г-споду, – не потерпела убытку.
Как только начали поступать деньги, я приступила к уплате долгов и через год расплатилась со всеми кредиторами. Разницу, что осталась у меня на руках, я отдала в долг под процент.
Как я уже рассказывала, дочь моя Эстер была давно помолвлена, но мы не нашли способа ни расторгнуть эту помолвку, ни реализовать ее. После тридцатидневного траура я сообщила матери жениха в Мец, что овдовела, и просила ее прислать сына, дабы познакомиться с ним и положить конец неопределенности. Однако она отвечала, что я написала ей такие мерзости, так дурно отзывалась о ее сыне, а она, в свою очередь, слышала такие дурные отзывы о моей дочери, что не желает отправлять к нам жениха. Если я поверила клевете, возведенной на ее сына, то пусть пришлю в Мец кого-то из моих друзей, чтобы он посмотрел на молодого человека собственными глазами. Кроме того, писала она мне, из-за войны между королем Франции и рейхом столь дальнее путешествие для ее сына небезопасно.
Итак, год с лишним переговоров привели лишь к обмену неприязненными письмами, и дело не продвинулось ни на йоту.
Сын мой Лейб к тому времени подрос и стал крупным, красивым юношей, он получал много брачных предложений. Мой деверь Йосеф тоже заводил разговор, не женить ли Лейба на его дочке, и предлагал нам выдвинуть свои условия. Но эта идея была не по вкусу сыну, который предпочел жениться на девушке из Берлина – на свою и на нашу беду! Однако я никого не виню! Судьбу нашу определил Всевышний. Он призвал моего мужа, чтобы тот не увидел несчастий собственных детей! По молодости и глупости сын мой Лейб позволил, чтобы распутные товарищи вовлекли его во многие соблазны. Поэтому я подумала: если он женится в Гамбурге, соблазнов будет еще больше. Я – вдова. Здешняя родня занята своими делами, ей некогда присматривать за ним, некогда остеречь его от глупостей.
Между тем мой деверь Элиас Рис предложил в невесты Лейбу дочь своего брата Гиршеля Риса, проживавшего в Берлине. Я сказала себе: у этого человека мало детей; дела свои он ведет преимущественно в Берлине; кроме того, это строгий человек, и он станет присматривать за моим сыном.
Поэтому я дала согласие на помолвку Лейба с дочерью Гиршеля Риса и была довольна собой, думая, что поступила мудро.
Когда приблизился срок свадьбы, мы вместе с женихом, с Исохаром Коэном, моим деверем Элиасом Рисом и сыном Шмуэлем отправились в Берлин, где остановились в доме Беньомина Мирельса.
Не могу описать всех знаков уважения, которыми осыпали меня Гиршель Рис, его дядя Беньомин Мирельс и все берлинские евреи, не говоря уже о знаках уважения, оказанных мне богачом Иегудой Берлиным и его супругой.
Хотя Иегуда Берлин рассорился с венскими евреями (венские евреи, к которым принадлежала семья Риса, поселились в Берлине после того, как в 1670 году их выслали из Вены), на субботний пир он прислал мне лучшие сладости, которые только продавались в Берлине, и дал в мою честь великолепный обед. Короче говоря, я получила больше почестей, чем заслуживала.
Мы торжественно и весело отпраздновали свадьбу, а спустя несколько дней в самом хорошем настроении вернулись в Гамбург.
Перед отъездом из Берлина я поговорила с Гиршелем Рисом и просила его присматривать за сыном, поскольку он еще мальчик, совсем не умеющий вести дела. «Я согласилась на этот брак, – сказала я ему, – поскольку надеюсь, что сын мой найдет в вас второго отца». В ответ Гиршель Рис заверил, что мне незачем беспокоиться о сыне, пусть у меня будет так же мало огорчений с остальными моими детьми, сказал он. Но, Б-же мой, что мне пришлось увидеть, когда страница была перевернута!!!
Согласно контракту об обручении наших детей Гиршель Рис обязался содержать семью моего сына три года и ежегодно класть на его счет 400 рейхсталеров. Но ни этого обещания, ни остальных он не сдержал.
Тем временем обмен письмами по поводу выдачи замуж моей дочки Эстер продолжался, не принося никаких результатов. В конце концов было решено, что, поскольку ни жених со своим отцом не хотят или не могут приехать в Гамбург, ни мы с дочкой в Мец, пусть жених в сопровождении отца, богача Авроома Крумбаха, приедет в Амстердам. Я в свою очередь взялась привезти туда же невесту: пусть они посмотрят друг на друга, и если друг другу понравятся, то тут же сыграем и свадьбу.
Итак, мы с дочкой Эстер и сыном Натаном отправились в путь и в надлежащее время прибыли в Амстердам. Ехали мы в хорошей компании; путешествие было очень приятным и доставило большое удовольствие.
К вечеру того же дня после дневной молитвы жених приехал к нам. Я долго разговаривала с ним, и он пришелся мне по душе во всех отношениях.
Я не нашла в нем ни одного из тех недостатков, что приписывались ему недругами. Мы пробыли вместе два-три часа, и я от всего сердца возблагодарила Г-спода Б-га и пришла в самое лучшее состояние духа. (Во время пребывания в Амстердаме мы с сыном ежедневно заключали сделки на покупку и продажу драгоценных камней.)
По прошествии недели я получила письмо от фрау Мирьям, жены покойного Элиаса Клевского, в котором она просила оказать ей честь и прибыть в Клеве вместе с женихом и невестой. Поскольку именно от нее исходила идея поженить Эстер и Крумбаха и пока что она не имела от этого ничего, кроме неприятностей, самое меньшее, что мы могли сделать, это принять ее приглашение.
Нам было трудно прервать свои коммерческие дела, но отклонить ее приглашение я не могла, и все мы поехали в Клеве. Встретившись, мы заплакали – ведь мы впервые увиделись с тех пор, как обе овдовели. Но, когда первая грусть прошла, к нам снова вернулось хорошее настроение, и общество друг друга было приятно обеим. Дочка моя Ципора тоже была с нами.
Фрау Мирьям пожелала, чтобы свадьба была отпразднована в Амерсфорте, но меня это не устраивало: надо было вернуться в Амстердам.
В Клеве мы провели пять счастливых дней, а затем отправились с женихом и невестой в Амстердам. Сразу же по приезде начались приготовления к свадьбе. Хотя мы рассчитывали всего на 30-40 гостей, явилось более 400 человек. Короче говоря, такой пышной свадьбы в Амстердаме не видывали 300 лет. Она обошлась нам в 400 с лишним рейхсталеров.
После торжества я оставалась в Амстердаме еще несколько месяцев, занимаясь коммерческими делами. Затем мы собрались домой. Я просила моего нового зятя Мойше поехать с нами и предлагала у нас остановиться, но он отказался. И мы, довольные, вернулись в Гамбург, застав детей и друзей наших в добром здравии.
