Нить надежды – Шидух Шейндл

Глава 55. Она снова здесь! Шидух Шейндл

Нет внука или внучки, которые со временем не раскрывали бы “тайну” дедушки и бабушки. Каждый из них, в свое время, удивлялся и жалел дедушку и его хромую ногу. Когда они были маленькие, задавали наивные детские вопросы: “Дедушка, у тебя болит нога?” Дедушка гладил по голове и качал головой. Нет, уже не болит. Были и такие, которые спрашивали: “Кто это тебе сделал?”

А дедушка – порой отвечал, а порой молчал.

Только когда они взрослели, в сердцах появлялось недоумение: почему бабушка Шейндл вышла замуж за хромого юношу? И только в дальнейшем, когда картина ее жизни, с ее бурями и штормами, раскрывалась перед ними во всей полноте, они кивали с уважением и пониманием.

Бабушка знала, что при всем том, что мало кто, как она, понимала возвышенную ценность жизни Торы в сравнении с необузданной “свободной” жизнью, нет никакой причины, чтобы бен Тора с высоким духовным уровнем пожелал жениться именно на ней. Верно, урок она выучила на своей раненой душе, верно, что на сегодняшний день она знает лучше всех, насколько пуст и опасен тот, другой мир. Правда и то, что на Святой Земле так мало девушек, признающих ценность жизни по Торе. И все-таки, девушка, которая оставила за спиной сломленных родителей и пошла искать легкой жизни – кто захочет связываться с таким сомнительным предложением?

И здесь, в третий раз, в жизни Шейндл вновь появилась эта замечательная личность: учительница Хана.

У Шейндл одна-единственная дочь, Ида, так что неудивительно, что она хорошо знает каждую деталь в жизни матери, и образ учительницы Ханы, этого легендарного персонажа, выгравирован в ее сердце, а ее чудесные письма – путеводный луч в жизни Иды. Учительница Хана, знают и внуки, встретила Шейндл в больнице.

И в сотый раз глаза раскрываются от волнения и удовольствия: “Она обрадовалась?”

Нет ни одного внука, который бы не знал ответ, но как приятно каждый раз заново переживать этот радостный момент в грустной истории бабушкиной жизни.

Все бросаются отвечать: “Еще как обрадовалась! Представляешь, что такое быть в стране совсем одной?” Каждая внучка, которая когда-либо пережила близкую связь с учительницей или вожатой, даже ощущала, как глаза наполняются слезами: “Она была совсем-совсем одна, только учительницу Хану она знала!” (Никто не мешал связи: ни другие ученицы, ни вредные сестры, ни домашние и семейные обязанности. Ну, вообще ничего!)

Учительница Хана приехала навестить подругу, которая была ранена во время погрома в Хевроне.

Сама она в тот страшный Шаббат гостила с мужем в Иерусалиме. Когда она пришла в больницу, ее было трудно узнать в лицо. На голове – платок, прошедшие годы и огромная боль из-за произошедшего. Шейндл не раз и не два пробежала мимо нее, подавая лекарства, передавая бланки и результаты анализов, выполняя множество поручений. Только голос – голос пробудил задремавшие было клетки мозга. Неожиданно память встрепенулась и ударила, как молнией. Шейндл как раз несла больному горячий чай, и стакан вдруг оказался на полу, разлетевшись на тысячи осколков. Шейндл замерла, у нее закружилась голова. Каждый вечер, при свете луны, она читает эти теплые слова. Она возвращается к себе, обогащая свою душу сокровищами духа, заключенными в письмах. Сердце уже окрепло, и его чувства стали постоянными и устойчивыми. Уважение превосходит любовь, и гнев уже уступил место старой, но определенной тоске.

И вот – она тут!

Как здорово! Все вздыхают с облегчением. Сама Шейндл тоже счастливо улыбается, рассказывая эту главу книги своей жизни. Улыбки дочери и внуков, отражают, как луна, улыбку бабушки. С этой встречи Шейндл и учительница Хана поддерживали связь. Хана переехала, как и большинство еврейских жителей Хеврона, в Иерусалим. Прошли годы. Шейндл поступила в училище при больнице “Шаарей Цедек” и получила специальность медсестры. Она любила свою профессию, и отдавалась ей всем своим чутким сердцем.

Правила в больнице под управлением доктора Валлах были суровыми и четкими.

Краткие часы посещения оставляли детей и взрослых на долгие часы без членов семьи, которые бы ухаживали за ними. Поэтому роль медсестер была очень важной. Она была полна активной деятельности, и не всегда была возможность или силы подойти к ребенку только потому, что он хочет пить или плачет.

Шейндл стала одной из тех чудесных людей, которые умели не только выполнять свои прямые обязанности, но и улыбнуться больному, погладить плачущего ребенка, сострадательно выслушать вздохи и стоны старика.

И вот однажды учительница Хана предложила Шейндл Давида Левина. Давид Левин приехал из Америки учиться в ешиву в Хеврон. Во время погрома был легко ранен в ногу, настолько легко, что на фоне всего происходящего даже не почувствовал боли. Только через неделю он обратил внимание на то, что нога распухла. Он обратился в больницу и был госпитализирован – оказалось, что всей ноге угрожает опасность. Врачи трудились, чтобы спасти ногу, и через месяц осталась только хромота.

Давид Левин был истинным бен Тора.

Его родители спасли его духовную жизнь, с настоящим самопожертвованием отправив его из Америки в Святую Землю.  Бóльшая часть его друзей, оставшихся в “Голдине медине” (“золотой земле”, как ее называли евреи в то время, мечтая о валяющихся на улицах долларах), не удостоились того, чего удостоился он. Однако, чем больше времени проходило, тем больше беспокоились родители. Они ждали радости. Они надеялись увидеть, как их сын строит верный Всевышнему дом, как у него рождается новое поколение богобоязненных детей, преданных Торе, уроженцев Святой Земли. Но если в то время любому юноше, который мечтал “всю жизнь сидеть в шатре Всевышнего”, было тяжело найти себе пару, то хромому – тем более. Тогда-то учительница Хана и высказала свою идею… Позднее Давид с юмором говорил, что его нога удостоила его такой замечательной преданной жены.

С годами связь между учительницей и ученицей, естественным образом, ослабела. Учительница Хана была занята заботой и воспитанием своих девяти детей, в Шейндл – воспитанием своей единственной дочери и работой в больнице. Но тепло в сердце по отношению к той, кто оказала решающее влияние на ее будущее, никогда не остывало. Наоборот, с годами ощущение долга все больше росло. Муж, поднимающийся по ступеням Торы, и дочь, радостно идущая по проложенному праотцами пути, только усиливали великую благодарность и уважение к той, которая была так ей предана.

Шейндл переполняло страстное желание продолжать этот путь.

Оказывать влияние на других, давая им поддержку и силы, помогать, возвышать и поднимать, с теплом, преданностью, мудростью, богобоязненностью, наполняя окружающих чистым и ясным мировоззрением Торы. Это было возможно в стенах больницы, но недостаточно. В конце концов, там главное – это техническая, практическая помощь, и почти не остается времени на подобную роскошь. Но Шейндл растила в сердце великую надежду, что, может быть, ее дочь выполнит это предназначение. Может быть.

перевод: г-жа Лея Шухман