«Ну и роскошь! –думал реб Залман, ошарашенно разглядывая обстановку дома своего гостеприимного хозяина, реб Вильяма, знаменитого итальянского миллионера и филантропа, известного своей щедростью и добрым сердцем, – в жизни такого не видел!» Реб Залман приехал недавно из Иерусалима, чтобы собрать денег для поддержки своей ешивы, и здесь ему дали этот адрес, добавив, что филантроп – и сам по себе интересная личность, с которой стоит познакомиться. А обстановка и в самом деле поражала воображение: с потолка свисали хрустальные люстры, освещавшие огромный салон тысячами огоньков, стены были украшены подлинниками картин известнейших художников, пол был покрыт дорогими персидскими коврами… Стол, за которым сидел реб Залман, соперничал с комнатой своим убранством: все столовые приборы были сделаны из чистого золота, тарелки – тончайший японский фарфор, ну а деликатесы… Дома у реб Залмана такое не появлялось ни в Шаббаты, ни в праздники вместе взятые.
Вместе с тем, хозяин был очень радушен, и обращался со своими многочисленными гостями просто и с улыбкой. Было видно, что они дороги ему больше, чем произведения искусства, украшавшие дом. Он сразу же согласился помочь реб Залману в сборе средств, и заодно пригласил его к себе на то время, пока тот будет находиться в Милане.
Взгляд реб Залмана продолжал блуждать по комнате, и задержался на огромном застекленном шкафу, уставленном всевозможными серебряными и золотыми изделиями: здесь были и красивые бокалы для кидуша, и сверкающие ханукиет, и коробочки для благовоний с ажурными украшениями… И вдруг, среди всей этой роскоши они заметил… осколки бутылки! Причем никакой не хрустальной, самые обыкновенные грязноватые стекляшки, которые, как было заметно, попали туда вовсе не случайно, а были аккуратно положены чьей-то заботливой рукой.
Реб Залман не смог сдержать своего любопытства, и спросил:
– Уважаемый реб Вильям, а что означают эти бутылочные осколки в вашей витрине?
– А, это? – улыбнулся миллионер, – этим осколкам я обязан жизнью! Духовной жизнью, по крайней мере…
Услышав такое заявление, все гости прекратили свои разговоры и удивленно взглянули на хозяина.
– Да, за ними стоит целая история, – сказал реб Вильям, – и я вам ее расскажу. Сейчас вы видите меня – состоятельного человека, занятого бизнесом и выделяющего время для занятий Торой. Но так я выглядел не всегда…
Когда мне было восемнадцать, я сидел в ешиве и учился, получая от учебы огромное удовольствие. Мои наставники говорили, что и талант к учебе у меня был немалый. Я был уверен, что моя жизнь и будет продолжаться также, когда Раши и Тосафот наполняют мою душу, не оставляя места для преходящих удовольствий этого мира. Но Всевышнему было угодно поставить меня перед испытанием. Мой дед, который жил в Милане и владел крупным предприятием, стал чувствовать себя неважно, и родители отправили меня к нему, помогать ему в бизнесе. Постепенно я вошел в дело, у меня появились идеи, как улучшить и развить бизнес, и я со всей юношеской энергией начал претворять их в жизнь. Круг клиентов расширился, наше предприятие начало выходить на новые круги. Дед был очень доволен мною. Я же, со своей стороны, старался проявлять к нему максимальное уважение и заботиться обо всех его нуждах. Однако, к сожалению, здоровье его все ухудшалось, и через несколько лет он покинул нас. Родители хотели, чтобы я вернулся, но я уже не мог оставить свой бизнес. Я погрузился в него целиком. Сделка следовала за сделкой, счет в банке все рос, а я… Я был очень занят. Настолько, что иногда даже не было времени помолиться в миньяне. А иногда даже не успевал помолиться вовсе, утешая себя: «Ну, завтра я обязательно все восполню!»
Но это завтра не приходило – вместо него, приходило другое завтра, в котором я постепенно оставлял одну заповедь за другой.
Без твердой руки деда, который, будучи занятым делами, никогда не позволял себе – и мне – ни малейших уступок в плане соблюдения заповедей, я катился все ниже и ниже. Падение было быстрым и незаметным. Через какое-то время я женился, и семья моя была вполне «современной» – практически без признаков еврейства. Однако материально я очень преуспевал, и был вполне доволен собой и своей жизнью.
Однажды я шел по улице, завершив особенно удачную сделку, и наслаждался морозным воздухом Милана. Вдруг я увидел кучку бедных детей, столпившихся около своего товарища. Тот сидел прямо на грязной земле и заливался слезами. Я решил подойти и узнать, в чем дело. Приблизившись, я увидел, что рядом с ребенком разлита огромная лужа масла, в которой плавают осколки бутылки.
– Что я скажу папе? Что я скажу папе?! – рыдал мальчик.
– Что случилось, малыш? Почему ты плачешь? – спросил я.
Тот поднял на меня глаза, и вначале, смутившись от моего вида, не мог вымолвить ни слова. Но постепенно, увидев, что я и в самом деле хочу помочь, стал сбивчиво рассказывать:
– Сегодня ведь вечером Ханука… А у нас очень мало денег… А мой папа очень любит заповеди Хануки… И еще с прошлой Хануки он начал собирать по монетке, чтобы набрать денег на бутылку чистого оливкового масла, и зажечь ханукальные свечи именно оливковым маслом. Ведь это самый лучший способ исполнения заповеди! Сегодня он дал мне деньги, и попросил купить бутылку масла. Папа строго-настрого сказал мне держать бутылку аккуратно, и сразу идти домой, не играть по дороге. А я… я решил, что только немножко поиграю с друзьями, и потом пойду домой. И вот… бутылка разбилась. А у нас нет денег купить новую… Что я теперь скажу папе???
И рыдания возобновились с новой силой.
Что ж, эту проблему было решить проще всего. Я успокоил мальчика, взял его с собой в ближайшую лавку и купил ему большую бутылку оливкового масла лучшего качества.
– Спасибо вам, господин! – счастливо улыбнулся тот, – Пусть Всевышний благословит Вас! Веселой Хануки! – и радостно побежал домой, стараясь на этот раз доставить ценный груз в целости и сохранности.
Я же продолжил свой путь, с приятным ощущением человека, совершившего доброе дело. Но довольно быстро мое хорошее настроение сменилось тревогой. Слова мальчика продолжали звенеть у меня в ушах. «Что я скажу папе? Что я скажу папе???».
«А что я скажу Папе? – неожиданно подумал я, – Что, что я скажу своему Небесному Отцу через 120 лет, когда вернусь к Нему? Чем я оправдаюсь? Скажу, что, мол, тоже заигрался – заигрался в бизнес, заигрался мишурой этого преходящего мира… Почему я не сохранил драгоценность, данную мне – свою душу…»
Этот момент стал для меня моментом истины. Я медленно вернулся обратно, собрал осколки бутылки, а потом зашел в ту же лавку и купил уже для себя – ханукию, стаканчики для свечей, и большую бутылку оливкового масла. В тот же вечер, под любопытные взгляды своих детей, я зажег первую ханукальную свечу.
Путь назад, к Папе, был непростым, но мне удалось проделать его. Хорошо понимая, что и в дальнейшем мне могут выпасть испытания, из-за которых, не дай Б-г, я могу забыть о главном, я сохранил эти осколки, чтобы они всегда напоминали мне о дне, когда придется отчитываться перед своим Отцом… Так что видите, реб Залман, это – самый дорогой предмет в моем доме…
Перевод Л. Г. Шухман
