То лето было необыкновенным. Ну, во-первых, наконец-то, приезжал ее двоюродный брат Мишка, который был старше на каких-то несчастных три года, но пропасть между ними была огромной. Он был старший, а она – младшая, мелкая. Зато его велосипед, о котором она столько мечтала, достался ей, потому как Мишка из него вырос.
Все прошлое лето они с Мишкой не давали родителям покоя – то одно хулиганство, то другое. Впрочем, они это хулиганством не считали. Ну, да, разобрали соседский забор, так, во-первых, сосед все равно собирался ставить новый, а во-вторых – на благое же дело – нужно было построить тайное прибежище для партизан. Они уже и дерево выбрали, на котором строить, не хватало только досок. А доски из забора подходили идеально. А то, что Лешка из соседнего дома свалился, когда залезал, так сам виноват, надо было крепче за веревку держаться. И вообще, пусть спасибо скажет, что его, мелкого, взяли в партизаны.
Да, с бабушкой получилось нехорошо – напугали они ее сильно, но не специально же. Они играли в партизан, и соседские мальчишки были немцами, а они с Мишкой – партизанами. Ее поймали, но, как истинный партизан, она молчала, даже когда повели вешать. Эх, все так здорово у них получилось – и перекладина была настоящей, и веревку кто-то из старших сумел правильно завязать. Она уже стояла на табуретке, когда увидела, как с соседнего пригорка бежит бабушка. Бабушка, всегда такая аккуратная и степенная, сейчас бежала со всех ног. Волосы, обычно прикрытые косынкой, были растрепаны. Оказалось, что бабушка искала ее к обеду и спросила у Лешки, где она. А Лешка, вот дурак (ну мелкий, что с него взять), все и выдал. Говорит, – а, так она партизанка, ее поймали, и сейчас вешать идут.
А вот с козой, они совсем не виноваты. Они, правда, записку оставили. Встали с утра пораньше, и решили сходить посмотреть, как баба Тоня доит своих коз. Оставили на столе записку, а окно было открыто, и ветер записку в кусты унес.
Баба Тоня уже старенькая, говорят, ей лет 90 и козы у нее такие же, но молоко дают отличное, вся деревня у них покупает. Так вот, они решили бабе Тоне помочь. Кто же мог ожидать от ее козы такой прыти. Она сама удрала куда-то и молоко все разлила; пришлось им с Мишкой за ней гоняться, пока у самого леса не поймали и бабе Тоне не вернули. К ужину они успели.
Во-вторых, мамина ближайшая подруга тетя Эра, которую она обожала, и была абсолютно уверена, что это мамина сестра, обещала привезти ей куклу. Вообще-то она кукол не любила, и предпочитала играть с обезьянкой Яшкой и плюшевым псом, которому даже выстроила конуру из старого стула. Однако, эта кукла должна была быть особенной. Так оно и оказалось. У нее перехватило дыхание, когда тетя Эра достала ее из баула.
Огромная, почти с нее саму ростом, она умела открывать и закрывать глаза. А еще у куклы было невероятное, как у сказочной принцессы, платье. Нет, не розовое (розовый она терпеть не могла), а серебристое, воздушное. Теперь, она и завтракала, и обедала с куклой. Усаживала ее рядом с собой и кормила, почти как бабушка. “Можно тебе предложить еще компот?”, – спрашивала. Слава Б-гу, вкусы у них были одинаковые. Как-то утром, как раз, когда они с куклой собирались завтракать, в окно постучала Машка. Машка была дочкой их соседей, но играть с ней никто не любил. Во-первых, потому что Машка всегда была одета-то в какое-то тряпье, а во-вторых… она сама не знала почему. Если бы не родители, она вообще не общалась бы с ней, но и мама, и бабушка настаивали. Более того, когда утром бабушка пекла свои знаменитые блинчики, то просила первую порцию отнести Машке и ее родителям. “Прежде всего, – говорила бабушка, – накорми того, у кого нет, кому не хватает, а потом уже сама садись. Так у нас поступают. Так человек поступает”. Опять это таинственное “у нас”.
Так вот, Машка постучала в окно и в этот раз она даже обрадовалась – будет перед кем похвастаться куклой. Приподняв ее за ноги, она высунула куклу в окно, чтоб Машка могла оценить это чудо во всей красе. “Смотри, это мне подарили”. Только она закончила фразу, как почувствовала, что кто-то стоит за ее спиной. Это была папа, но смотрел он на нее как-то странно. Вместо того, чтобы пошутить, подурачиться, как обычно, он молчал и смотрел очень внимательно. Потом произнес что-то совсем непонятное. “Мне стыдно, очень стыдно. Пожалуйста, собери куклу в коробку”. Папа сел напротив и сказал: “Запомни, никогда не хвастайся тем, что у тебя есть, особенно перед тем, у кого этого нет, и никогда не будет. Тебе, почему-то, это дано, скажи спасибо и подумай, какие еще хорошие поступки ты должна сделать. А теперь, возьми коробку с куклой и отнеси ее Маше. В подарок. Насовсем. И еще, когда будешь дарить, непременно улыбнись, не дари с хмурым лицом. Улыбнись и подари от всего сердца.”
С одной стороны, ей было стыдно, правда, стыдно, но дарить куклу, да насовсем, да еще Машке… Однако, спорить с папой было невозможно. Плакать тоже. Так что, прижав коробку к груди, она отправилась к Машке дарить куклу. Сначала, Машка не могла поверить, потом онемела от восторга, молча кивнула, дрожащими руками взяла коробку и быстро-быстро убежала.
В куклы она больше не играла. И не хвасталась никогда и ничем.
