Когда наступает зима и в заснеженных окнах можно разглядеть слабые огоньки свечей, я вспоминаю слова моей бабушки Ханы о том, что даже само название праздника Ханука созвучно с ее именем, не говоря уже о событиях, которые происходили в этот период времени.
Что имела в виду бабушка, говоря о событиях, ясно. Это история Ханы и ее сыновей. Саму историю я пересказывать не стану, она общеизвестна, но в двух словах напомню – речь идет о героической женщине по имени Хана, которая смогла достойным образом воспитать семерых своих сыновей преданными, верными Всевышнему и еврейскому народу.
А вот какая связь, помимо имени, существует между моей бабушкой и легендарной Ханой, этого, пожалуй, никто из вас не знает!
Что ж, расскажу!
Несмотря на то, что в бабушкиной семье не было сыновей, а сама она была седьмой, младшей из дочерей, в двух этих историях есть очевидное сходство.
Происходило все это в тяжкие для евреев времена, когда погромы на Украине и в Польше были делом, как это ни странно, вполне обыденным. То есть их можно было (а порой даже следовало) ожидать в любой момент.
Родителей бабушки Ханы звали Хаим и Бася. Хаим прослыл лекарем, хотя профессии врача не обучался. Лечить бабушкиному отцу удавалось не только людей, но и животных. То ли особенный дар был у моего прадеда, по наследству доставшийся от родителей, то ли выучился он мастерству врачевания сам, но в самых разных ситуациях умение это выручало Хаима и его семью…
Ханука, о которой я собираюсь рассказать, запомнилась бабушке, хоть была она тогда совсем еще ребенком, надолго, навсегда.
А теперь – сама история…
– Ханеле (так называл маленькую доченьку ее отец), – Ханеле! Послушай меня, дочурка, я понимаю и ценю твое желание непременно зажечь ханукальный светильник на окошке. Это так важно, тем более в первый вечер праздника. Однако сегодня мы этого делать не будем. Скажу тебе правду: веселье и яркий свет могут испортить наши отношения с соседями, которые захотят обвинить евреев в каких-то колдовских ритуалах. Не стоит дразнить неприятелей, доченька!
Говоря так, бабушкин отец прекрасно понимал, что заповедь “пирсумей ниса” (оповещение, прославление чуда) очень важна. Но человеческая жизнь – важнее! Стараясь уберечь свою, да и не только свою семью от погромов, он исполнял не менее важную заповедь.
С точки зрения взрослого человека, подобное поведение являлось свидетельством любви и заботы о близких, но упрямый ребенок, которым была моя бабушка, не желал этого понимать! Для нее отказ от традиционного зажигания ханукии был олицетворением трусости и покорности судьбе.
Словом, как рассказывала бабушка Хана, потупив глаза, не послушалась она отца и, как только запряг он телегу, чтобы ехать в соседнюю деревню, сразу же налила в небольшой кувшинчик масла и зажгла первую свечу праздника Хануки. Не успела свеча и полчаса прогореть, как в дверь постучали…
– Отворяйте, жидовня! Знаем, что вы дома сидите, вон на окне у вас свеча горит, свет сатанинский отбрасывает! Что вы там задумали? Какую порчу на этот раз собираетесь навести? Отворяйте немедленно!
Кровь застыла в жилах у Баси при звуках этого голоса. Он мог принадлежать только одному человеку – пьянице и дебоширу Степану, который к тому же был задирист, как петух, чуть что – кидался в драку. На этот раз не удастся сделать вид, что дома никого нет, – свеча-то, действительно, горит!
Степан ввалился в дом, а с ним и другие казаки, желающие поиздеваться над соседями-евреями. Бесплатное развлечение.
Пройдя по комнатам и обнаружив, что мужчин в доме нет, Степан поначалу приуныл. И в самом-то деле, не с бабами же воевать. Но затем приободрился – а что, унизить хоть кого приятно, даже детей. Вот с детей Степан и решил начать.
– Выходите сюда по одному да расскажите честным людям, чем это вы здесь при свечах занимаетесь? Свечи-то необычные, вон как ярко горят! Ясно, сатане здесь в хате прислуживают. Скажете – нет? Докажите! Глядите на святую матерь нашу, – при этих словах Степан вытащил из кафтана небольшую иконку и перекрестился. – Лучше глядите! Сейчас каждая из девок твоих, Баська, возьмет по свечке, поставит ее при этом святом образе, скажет слова, которые я велю, да покрестится. А ежели нет…
Старшая из дочерей, Тоба, и бровью не повела, хоть страшно ей в эту минуту было очень даже – за маму, за сестренок, за себя. Однако виду не подала, стояла на месте, стиснув зубы. Двося, которая помладше Тобы была, следом за старшей сестрой – молчок, только глазки сверкнули. Так же и другие сестрички близняшки – стоят, помалкивают.
Вот тут-то и подошла к богатырю Степану бабушка моя Хана. В ту пору ей целых восемь лет было.
– Вы что это, дядько Степан, расшумелись? Скучно стало, побуянить охота? Так домой к себе идите, шумите. Небось, жинка ваша все очи проглядела – где муженек ее бродит, с кем горилку распивает? Уже и скалку приготовила, спину мужнину отхаживать!
Тут же раздался хохот – всем известен был крутой нрав Параньи, жены Степана. Отчасти по этой причине Степан старался поменьше дома бывать, чтобы пореже доставалось от тяжелой Параньиной руки. Засмеялись казаки, захлопали себя по бокам:
– Что, Степан, малявка эта задела тебя за живое? Гляди, как покраснел! В точку попала дивчинка! Пошли отсюда, чего с детей взять?
Но Степан с места не двинулся, только перекатывались желваки на лице громилы, видно было, как кипит в нем ненависть.
– Пусть крестится жидовское отродье, – заорал Степан, – пусть на колени перед образом святым встанет! Иначе всех здесь порублю!
Бася вскрикнула и заслонила собой дочь. Да только Хана не испугалась. Спокойно и гордо смотрела на Степана-великана моя бабушка Хана. Ни глаз не прикрыла, ни голову руками не заслонила. Так и стояла, прямо и неотрывно глядя ему в глаза. Тишина была жуткая, невыносимая тишина. И в этой тишине прозвучал тоненький голос девочки:
– Никогда, народ наш не станет чужим божествам поклоняться! Так нас, евреев, из века в век учили, так и меня воспитали.
Кто знает, чем бы закончился монолог бабушки Ханы, да только, как видно, услышал слова девочки Хранитель народа Своего.
Не успела Хана договорить, как в дверь снова постучали, но на этот раз стук сопровождался и лаем собак, и окриками людей. По всей видимости, важный человек в дом Хаима пожаловал. Так и есть! В сенях затопали, засуетились, и в комнату вошел высокий, стройный мужчина в соболиной шапке – такие носили в те времена лишь очень влиятельные особы.
– Кажется, мы по адресу попали? – сказал этот человек. – Хозяюшка, здесь ли доктор по имени Хаим проживает?
Бася лишь головой кивнула, опасаясь говорить что-либо.
– Нашли мы вас с трудом. Спасибо тому, кто у окна свечу зажег. Благодаря этой свечке мы с дороги не сбились. Низкий поклон тому, кто доброе дело сделал, – с этими словами важный господин поклонился Басе, а затем и в сторону девочек. Заметив пьяного Степана с компанией, гость недовольно наморщил лоб.
– А вы что здесь делаете? Никак, лечиться к доктору пожаловали? Идите-ка для начала протрезвитесь! А если еще раз у ворот этого дома вас встречу…
В этот момент все услышали, как телега Хаима ко двору подъехала. Через минуту хозяин вошел в дом, руки на ходу согревая. Увидев гостя, обрадовался Хаим, пригласил его в комнату пройти. Бася сразу поняла – сам пан Станислав к ним в гости пожаловал. Видно, и ему понадобилось мастерство мужа, его знания, его золотые руки.
Уходил знатный гость от врача Хаима далеко за полночь, но никто еще в доме спать не ложился – неспокойно было. Лишь увидев на лице пана Станислава улыбку, облегченно вздохнули жена Бася и девочки. А когда уже у порога гость стоял, прощаясь, протянул он Басе увесистый мешочек со злотыми и сказал:
– Масло нынче, хозяюшка, дорогое. Вот, купите масла вдоволь и зажигайте свечи, побольше свечей зажигайте. От них не только тепло в мир идет, но и свет необычный, который людям дорогу в жизни найти помогает. Так что, зажигайте ваши свечи!
Такую вот историю рассказывала бабушка, а когда я спрашивала ее, не ругали ли папа с мамой девочку Хану за непослушание, бабушка лишь таинственно улыбалась…
