В НАЧАЛО | ПРЕДЫДУЩАЯ ЧАСТЬ | СЛЕДУЮЩАЯ ЧАСТЬ |
“Грибочки по-венесуэльски (маринованные)
– Фаршированные яйца
– Профитроли с печеночным паштетом
– Капуста-провансаль
– Икра свекольная (с пассированным луком и яблоками, не забыть добавить лавровый лист)
– Лодочки из кабачков в орехово-чесночном соусе
– Баклажаны (уточнить рецепт у Лилички)
– Бульон (консоме?) с пельменями (приготовить заранее, заморозить)
– Блинчики с мясом, рисом и яйцами
– Томленая говядина (на огне или в духовке? – посоветоваться с мамой)
– Кок-о-вэн (проверить запасы вина)
– Гречка с зеленым горошком и соевым соусом (покупным)
– Разноцветный рис с посыпкой
– Картофель по-швейцарски
– Тарталетки с заварным кремом (парве)
– Кофейный мусс
– Фруктовый салат со взбитыми псевдо-сливками, изюмом, грецкими орехами и кленовым сиропом”
Соня знала, что она совершает тактическую ошибку вселенского масштаба, но при виде столбенеющего при декламации каждой строчки Михоэля, она не смогла не рассмеяться своим раскатистым, звонким смехом. Когда этот смех казался Михоэлю уместным (например, в ответ на его утонченную шутку), он казался ему прозрачными каплями струящегося водопада, опьяняющего своей бодрящей свежестью. Но, увы, Сонечкин смех не всегда и далеко не всем казался уместным. Скорее и чаще всего даже наоборот. Довести Соню до смеха можно было со столь же прогнозируемым успехом, что стандартную кисейную барышню – до слез. Родители научились относиться к своей “пустосмешке” снисходительно. Но Михоэль….
Михоэль любил цитировать комментарий к строкам Торы о том, какое недовольство вызывало у Сары то, как подросток-Ишмаэль “потешается” над маленьким Ицхаком. Под этим “потешается” разные Мидраши усматривают разные формы поведения. Может быть, он, “играючи”, бросал в малыша стрелы. “Что? А если я его случайно этим раню или еще чего хуже? Так ведь это всего лишь игра! А вы что – серьезно испугались?! Ха-ха-ха! Вот потеха!” А, может быть, смотрел он на сводного братца похотливым взглядом, предвкушая потеху. Или потехи ради завел коллекцию куколок-идолов. Потому что там, где царит неуместный смех, потеха и “все понарошку”, нет места серьезному диалогу и увещеванию. Ведь серьезный диалог подразумевает серьезное – пусть даже кардинально противоположное – отношение обеих сторон к его предмету. Смех же своей небрежной легкостью выбивает из-под ног самый суровый фундамент. “Смотри на жизнь легко, парниша!”. И от смеха до нарушения трех фундаментальных принципов, кровопролития, разврата и безбожного многобожия – рукой подать.
Объяснить ему, что для нее смех является своеобразной защитной реакцией, своей невесомостью поднимающей ее над драматизмом ситуации с его болотной тягой к депрессии, что, благодаря своему природному чувству юмора, она умеет посмотреть на любую ситуацию чуточку иначе, с позиции наблюдателя со стороны или себя самой в будущем, что во многом облегчает жизнь не только ей самой, но и всем ее окружающим, Сонечка не умела. Потому что пока не умела сформулировать все это. Она умела ощущать и чувствовать, а четкие формулировки были вотчиной Михоэля. Но как сформулировать то, что тебе не дано прочувствовать?
Хуже пустосмешества для Михоэля была, пожалуй, лишь зацикленность на еде. Считая себя не привередливым в пище, он с удовольствием поедал в детстве мамины деликатесы, а теперь все те лакомства, которыми его баловала юная супруга. Их субботний стол ломился от яств, и Михоэль во главе светился при виде этого изобилия не меньше, чем при виде гостей, которые в их доме не были редкостью. Чаще всего это, правда, были Сонины родители, но бывали и бывшие товарищи по ешиве и не только, соседи по району и даже пару раз их удостоил визитом Юрий Львович – тихий, непритязательный художник из Цфата, чей образ в глазах Сонечки никак не хотел состыковываться с понятием “отец Михоэля”. Но такова была реальность. А Шейна Глик оказалось реально гостеприимной и хлебосольной хозяйкой, которой всегда было чем удивить гостей, Михоэля и даже себя саму.
Но смаковать еду, обсуждать еду, делать еду предметом разговора – на это у Михоэля было наложено священное табу. И, уважая Михоэля со всеми его “потрохами”, т. е. странностями и слабостями, от которых – Соня трезво смотрела на жизнь – никто не свободен, Сонечка старалась уважить его и в этом вопросе, столь же мастерски обходя острые углы, как она мастерски научилась готовить его любимую фаршированную рыбу “по прабабушкиному рецепту” (хоть и считала рецепт своей бабушки Доры ничуть не хуже). И до сегодняшнего утра ей это вполне удавалось.
– Что это? – вяло повторил свой вопрос Михоэль.
– Это – меню к приезду твоей мамы! Ты же сам наставлял меня о том, как критически важно первое впечатление. И даже в молитве Шмоне-Эсре главное – сосредоточиться на словах первого благословения…
– Меню для мамы… – эхом отозвался Михоэль. И Соня удовлетворенно отметила, как краска постепенно вернулась к его лицу, а на губах появилось отдаленное подобие улыбки.
Но, как говорится, человек предполагает….
В НАЧАЛО | ПРЕДЫДУЩАЯ ЧАСТЬ | СЛЕДУЮЩАЯ ЧАСТЬ |