Черные осийойс (буквы)
Маленький польский штетл, расположенный на берегах реки Бзуры в центральной Польше, в 55-60 км на запад от Варшавы. Для героини нашей истории это местечко казалось очень большим, ведь оно было для нее целым миром. Для нее и маленький однокомнатный домик ее родителей был сравним с дворцовыми покоями.
Она была младшей после веселых и шумных братьев, но большую часть дня дом был тих, и наполняли его только жужжание маминой швейной машинки и волнующая душу мелодия папиной учебы в тон ей.
Она подтягивалась, держась за папины ноги, и смотрела на большую книгу, лежащую на деревянной подставке. Внутри были закорючки, много черных закорючек. Длинные узкие папины пальцы двигались вдоль строчек с закорючками, будто лаская их.
Она росла, и теперь, в возрасте двух лет, осознала, что, когда ее братья уходили в хедер, они брали с собой книги, меньше, чем папина, но тоже полные черных закорючек, которые ее братья называли осийойс (буквы).
Мама часто брала ее проводить братьев в хедер. Удаляясь от дома, в который входили братья, она слышала, как они распевают: «Комец алеф – о, комец бейс – бо, комец гимель – го…»
Она спросила папу: «Почему? Почему буквы черные? Почему нет ни одной картинки?»
Тате ответил: «Мы пойдем погулять. Небольшая прогулка – только ты и я. Тебе три с половиной года, уже большая девочка. Я расскажу тебе одну древнюю историю, но она актуальна и сегодня. Тебе необходимо знать эту историю. Она должна быть всегда перед твоими глазами, чтобы ты никогда не забыла ее».
Древняя история
Тате берет ее маленькую ручку в свою руку с длинными узкими пальцами, и они идут вместе. Сидя рядом с ней на синей скамейке на краю деревенской площади, пока его длинные пальцы ласково гладят ее по щеке так же, как гладят они Гемару, тате рассказывает ей о чудесах, произошедших на Синае.
Он рассказывает ей о впечатляющих природных катаклизмах, предшествовавших получению Торы. Солнце не двигалось в небе. Небеса и земля сблизились и обнялись. Весь народ видел звуки: раскаты грома и приятнейшее пение ангелов. Трубные звуки небесного шофара, которые, в отличие от звуков трубления человека, только усиливались и крепли по мере схода с горы. Яркий свет заставлял всех свидетелей чуда дрожать. Моросил дождь. Гору сотрясали землетрясения. Дым! Таинственный, благоухающий пурпурный пар, покрывший гору. Огонь и вода, примирившиеся ради такого великого события, действовали сплоченно. Семь огненных заграждений вставали, одно за другим, – и ведь люди были способны увидеть это! Весь народ видел пламя! Казалось, горел весь мир, и огромный столб огня, жарче, чем раскаленная печь, поднимался от подножия горы и пронзал небеса. Сорок дней бушевало пламя. Тора была дана – черным огнем по белому огню. Людям были открыты все семь небес, и в откровении увидели они Престол Славы Его.
Папа говорит, что все, что он описывает, происходило утром, а затем тишина окутала весь мир. Ни одна птица не чирикала, ни одна корова не мычала. Ни одно создание не издавало ни звука. Ручей не журчал. Лист не шелестел. Была абсолютная тишина.
И тогда Всевышний заговорил! Он произнес всю Тору в едином звуке, который многократно отразился во всем мире.
«Папочка?» – спросила она, – «Тате, а когда мы получим Тору? Когда мы дойдем до горы Синай?»
Папа улыбается. «Дитя мое, мы были там, даже если мы не помним. Ты, и мама, и все твои братья, и я – мы все были там и приняли Тору. Да, Тора – наша. Она – наше наследие. Ты спрашивала меня о черных буквах в Гемаре. Тора была дана нам черным огнем на белом огне».
Она возвращается домой и рассказывает маме, что это была лучшая прогулка в ее жизни.
Катастрофа
Не так много времени минуло с той беседы, и вот, она видит маму, мечущуюся по дому. Все шкафы и буфеты открыты, а мама выглядит взволнованной. «Мы должны все собраться на центральной площади в четыре часа. Ой, что мне делать? Что собрать в разрешенные пять килограмм? Бабушкины подсвечники слишком тяжелые, где бы мне их спрятать?!» Мама заламывает руки и продолжает бегать по дому.
Мама помогает ей надеть три слоя одежды и сверху пальто, а также туфли и ботинки. Почему все вместе? О чем маме думает? Это так неудобно… Что это за прогулка? С пятью килограммами… Она бы лучше пошла снова на прогулку с папой.
Они появляются на площади. Все евреи собрались там. Все мамы взволнованы, точно как ее маме, а все дети одеты, как капуста, – точно как она. И все обуты в туфли и ботинки. Собаки вокруг: черные собаки на четырех ногах и черные собаки в форме – на двух ногах.
Появляется поезд, с шипением выпускающий клубы черного дыма. На таком поезде Авремеле – ее старший брат – ездит в ешиву.
«Мы едем в ешиву к Авремеле?» – спрашивает она.
«Нет»
«Маме, мне не нравится эта прогулка! Давай пойдем домой!»
Двери поезда открываются, сопровождаемые оглушительными криками страшных людей в форме: «В поезд!» Люди продвигаются вперед по мере заполнения вагонов. Слышны крики: «Здесь больше нет места!» Но дьяволы в черной униформе, орудуя кнутами, загоняют все больше людей в переполненные вагоны.
Кто-то хватает ее за плечи и сдергивает пальто. Это маме! Она наклоняется и говорит: «Беги! Беги в город и поиграй с детьми!»
«Маме, но ты же не разрешаешь играть с незнакомыми детьми!»
«Теперь я разрешаю. Не оглядывайся, что бы ты ни услышала. Ни в коем случае. И помни, маме и тате любят тебя. Не смотри назад! Иди. Иди же!»
«Маме, пожалуйста, разреши мне остаться. Извини, что я жаловалась! Пожалуйста!»
«Иди, дитя мое. Иди!»
Находка Янека
Она все бежит и бежит прочь. Слышны гудки. Маме велела не оглядываться. Может, если она оглянется, то станет соляным столбом, как жена Лота в прошлой недельной главе?!
Она вбегает во двор, раскрасневшаяся и розовощекая, и начинает пинать лежащий мяч. Вечереет, становится холодно. Дует холодный ветер. И зачем только маме сняла с нее теплое пальто? Что ей делать? Придет ли маме? Где тате?
Только большой Янек все еще играется во дворе. Он говорит: «Идем со мной». Стоит ли ей идти? Маме не разрешает… Но оставаться одной в темноте и на холоде? Сегодня маме разрешила ей играть с незнакомыми детьми. Она все объяснит маме, когда та вернется. Она идет за Янеком.
Высокая полная женщина стоит в воротах. Она кричит на Янека: «Ты опоздал, и твой ужин остыл». Вначале женщина не замечает ее, а потом видит. «Кого это ты привел?» Женщина потянула ее в объятья. «Хорошая находка, Янек, хорошая находка». Девочка сопротивляется – ей не нравится запах женщины.
Мама Янека убедила его папу оставить «находку»: «Я всегда хотела дочку. А эта – как фарфоровая кукла: кудрявая голубоглазая блондинка – никто не догадается, что она жидовка. Я всегда завидовала маме этой девочки, видя, как они идут вместе. Скажем, что она моя племянница».
Малышка спит спокойным сном. Как она узнает, что теперь сирота, лишенная отца и матери? Она совсем одна, вся ее семья ушла в газовые камеры и крематории.
«Не смей говорить на идише, а то…» Она знает, что это значит. Только прошлой ночью она проснулась с криком «Маме!», а мама Янека шлепнула ее по губам так больно! «Тихо! Прошлой ночью они забрали соседей, у которых кого-то нашли».
Ее память выцветает, предметы тускнеют, все сливается. Мать Янека (мать?) велела ей собирать куриные яйца. «Ты сделаешь это. Как это выглядит со стороны? Разве моя племянница из деревни боится цыплят?! Что люди скажут?»
Это мать и отец? Это мой дом, мои мать и отец? Разве они не были другими? Что за историю рассказывал мне папа? Что-то про тишину и черный огонь…
Она спрашивает отца: «Что за историю ты мне рассказывал?»
«Я никогда не рассказывал тебе историй».
«О тишине и о черном огне?..»
Он взрывается: «Никогда! Забудь все это!»
Она съеживается от страха, когда он стучит своей большой мясистой рукой по столу. Как изменилась рука? Когда длинные узкие пальцы стали маленькими и квадратными?
Продолжая историю отца
Прошли годы. Она выросла и стала красивой девушкой. Почему Янек смотрит на меня так?
Мать отзывает ее в сторону: «Янек хочет жениться на тебе. Это будет прекрасная весенняя свадьба в нашем дворе. Розы как раз расцветут. Священника уже позвали, все обговорено». Почему бы и нет? Янек хорошо ко мне относится, помогает в работе на ферме. Почему нет?
Через год она держит на руках дочь – самое красивое создание на свете. Синеглазую со множеством белых непослушных кудряшек. Янек возбужденно и гордо говорит: «У нее умные глаза. Она будет доктором, специалистом». Янек души не чает в ребенке, почти не спускает с нее глаз. Он берет малышку с собой повсюду. Ее мама хочет рассказать ей о тишине, о черном огне, но Янек следит за ней, как ястреб. Кроме того, она с трудом помнит что-либо сама.
Ребенок замечательный, обладает выдающимися способностями. Учитель говорит: «Если бы я не знала, что город в войну стал юденфрай (свободен от евреев), я бы подумала, что это еврейский ребенок. Ха-ха».
Несколько лет спустя ожидается появление еще одного ребенка, и она знает, что это – сын. Дочь я потеряла. Но ему я обязательно расскажу про тишину и черный огонь, – обещает она себе.
Ребенок родился. Она держала его маленькую ручку в своей. У него были длинные пальцы ученого, как на той руке, что держала ее во время памятной прогулки. Она шептала ему о тишине и черном огне. И чем больше она ему рассказывала ему, тем яснее оно всплывало в ее памяти.
Буквы из черного огня по белому огню. Да, что же это было? Те? Ту? То? Да, а дальше? Тоб? Нет, Тор. Да, конечно, Тор-а! Тора, данная на объятой пламенем горе, с громами, молниями и дымом. И огонь. Черные осийойс огня на белом огне. Трубные звуки небесного шофара, усиливавшиеся по мере спуска с горы.
Поток памяти
Волны воспоминаний становились все сильнее по мере наполнения колодца ее полустертой памяти. Она знала, что ее мизинкл (младший сын) должен учить Тору так же, как ее папа. Много раз на протяжении этих лет она сидела с сыном на синей скамье на площади, подальше от любопытных глаз Янека. Гладя сына по щеке, она повторяла ему то, что отец рассказал ей на той прогулке.
Ее старшая дочь училась в университете в Варшаве. А он будет учить Тору. Но где и как?
Железный занавес пал.
Она вешала белье во дворе, когда увидела их. И узнала. С мокрой одеждой в руке она побежала за ними, по-польски прося остановиться. Удивленные мужчины повернулись к ней. Что может хотеть от них эта польская крестьянка? Она увидела их недоумение, и слова, которые годами не слетали с ее языка, неуклюже полились из нее: «Извините. Простите. Мой сын должен учить Тору так же, как делал мой тате. Как мои братья: ”Комец алеф – о, комец бейс – бо, комец гимель – го…” Пожалуйста, помогите мне! Есть ли место, где учат Тору? Куда я могу послать сына учить Тору?»
Евреи сказали ей, что есть ешивы в Америке и в Эрец Исраэль. На месте она решила отправить сына с ними в ешиву Мир.
«Мама, ты так плакала, когда уезжала моя сестра, но твои глаза сухи сейчас. Мы так близки, неужели ты не будешь скучать по мне?»
«Сынок! Сыночек мой! Как могу я плакать, если мое сердце поет от радости? Ты едешь исполнить наше предназначение. Мои маме и тате будут так счастливы теперь! Поезжай, сынок! Иди!»
Перевод З. Скаржинская
