«Они взглянули и увидели: караван ишмаэлитов идет из Гильада. Их верблюды были нагружены пряностями, бальзамом и ладаном» (Берешит, 37:25).
«Почему в Торе упоминается, чем они были нагружены? Показать награду праведников. Ведь обычно арабы перевозили нефть и итран [очень дурно пахнущее масло], которые плохо пахнут, а Йосефу попался караван с пряностями, чтобы плохой запах не повредил ему» (Раши).
Йосеф был младшим сыном, можно сказать – принцем, по приказу отца он идет проведать братьев – и тут мир буквально рушится. Они хотят его убить, бросают в яму, полную змей и скорпионов, он рыдает и умоляет сжалиться, а они игнорируют… Потом снимают с него его особую рубашку, продают его в рабство и заставляют поклясться, что он не вернется в дом отца и не даст знать, что он жив. Он фактически приговорен к пожизненному рабству и пожизненному изгнанию…
Какая ему разница, чем нагружен караван? Как это можно понять?
Объясним, как всегда, рассказом. Мой праведный тесть, рав Хаим Биньямин Брод, был бреславским хасидом. На личном примере исполнял слова своего наставника раби Нахмана: «Великая заповедь – всегда быть в радости и изо всех сил стараться отдалить от себя грусть и уныние». Поскольку он не соглашался работать в Шаббат, в Советской России не мог найти работу. Работы не было – семья голодала. И все равно он был в радости. Тем не менее заработок нужен был. Он решил переехать с семьей в Москву. Может быть, там, в большом городе, сможет найти хоть какую-то работу, которая позволит ему соблюдать Шаббат. Приехав в Москву, он стал обходить разные места, расспрашивать людей, где можно устроиться на работу. Его расспросы вызвали подозрение чекистов, и его арестовали. Отправили в самое страшное место по тем временам – на Лубянку. Произошло это в пятницу утром. В субботу его вызвали на допрос, и довольно быстро следователь понял, что перед ним бедный еврей, переселенец, который всего лишь искал работу. К шпионам он не имеет ни малейшего отношения. Следователь извинился и сказал, что отпускает его, только пусть подпишет следственный протокол.
Рав Хаим ответил, что в Шаббат он не подписывает. Что? Религиозные штучки – в советской тюрьме? Крики не помогли, угрозы тоже. «Верните его в камеру! – заорал выведенный из себя следователь, — пусть сидит там, пока не смирится!»
Его вернули в камеру, а он… пустился в пляс!
Почему он плясал? Потому что сказал себе: наверняка я попал в тюрьму за свои грехи, так что было бы лучше, если бы я не грешил и не получал наказание. Но сейчас-то я нахожусь в тюрьме только из-за соблюдения Шаббата! Так что нужно радоваться!
Охранник тоже не понял: «Чего ты пляшешь?»
«Да ты пойми, — объяснил рав Хаим, — я же приехал в Москву на заработки. А для чего человеку нужны деньги? Чтобы был хлеб и крыша над головой. Ну, а тут у меня есть и хлеб, и подстилка для сна, без всякой работы. Как мне не радоваться?»
«А когда ты согласишься выйти?» – спросил охранник.
«Вечером, после того как на небе выйдут три звезды, вот тогда-то и я выйду, и буду плясать уже с луной…»
Так оно и было: вечером охранник пришел, дал ему подписать протокол и освободил его. Ну что, его освободили, но что делать? Продолжать бродить?
Что делать? Молиться, конечно. Он помолился и стал продолжать поиски работы. Один из десятков тысяч, что переехали тогда в Москву. И, возможно, единственный, кто не готов был работать в Шаббат. Наконец нашел работу на одном заводе, за копеечную зарплату, – ночным сторожем. Но для него это был подарок: ему дали отапливаемую комнатку, и там он должен был сидеть каждую ночь, сторожить. Фактически делать ничего не нужно было. Так что он мог спокойно молиться, читать «Тикун Хацот», учиться и уединяться с Всевышним сколько душе угодно! А на крошечную зарплату семья будет жить! Как он был рад!
Он рассказывал это с такой живостью, приводил комментарий раби Нахмана к сказанному: «Прославлю Б-га моего, пока я еще есть». Когда приходят беды, нужно радоваться «еще»: лучу солнца, малому утешению. Как сказано: «В теснине (беде) Ты дал простор мне» – что даже внутри самой беды Всевышний, благословен Он, дает нам простор. Ведь если человек посмотрит на блага Всевышнего, то увидит, что даже в тот момент, когда Всевышний как бы приводит ему беду, в самой этой беде Он дает ему простор и увеличивает Свою милость по отношению к этому человеку. То есть кроме того, что мы ждем, что Всевышний, благословен Он, вскоре избавит нас от всех бед и облагодетельствует нас, — внутри самой беды Он дает нам простор.
И тогда, если посреди своей беды, в тяжелых обстоятельствах, мы видим добро и хесед, мы превращаем меру суда в меру хеседа и делаем так, что на самом деле «в теснине Ты дал простор мне».
И действительно, у моего тестя беда превратилась в «простор»: он сторожил всю ночь в своей комнатке, учился там и молился, а утром его смена заканчивалась. Шел молиться утреннюю молитву, а после этого – весь день принадлежал ему. Он бродил по городу и искал таких же, как он, евреев, которые приехали в столицу и ищут место переночевать. Пока не устроятся, – он принимал их в своей комнатке на заводе. Они приходили, приносили с собой свою еду и свои книги, этот – Пятикнижие, тот – Мишну, а у третьего и Гемара находилась. Учились, ели и пили. Так на территории государственного завода в Москве открылся бейт-мидраш…
Это совет, который помогает в любой трудной ситуации, в любой беде.
Как Йосефу стало плохо, когда он понял, что братья хотят его убить, а потом продали его в рабство! Он потерял свободу, его оторвали от дома отца, он, как говорится, «упал с высокой крыши в глубокую яму». Просто весь мир рухнул, беда – хуже некуда!
И тут его сажают на верблюда, который везет… благовония! Вот и искра света во тьме. Хесед Всевышнего.
Когда Йосеф различил этот хесед и поблагодарил за него, мера суда превратилась в меру хеседа, и его продали важному чиновнику, и Всевышний был с ним, и во всем, что бы он ни делал, Всевышний помогал ему преуспеть. Потом он стал начальником во всем доме, а позднее, когда попал в тюрьму, – стал начальником над заключенными, а из тюрьмы попал к царю – фараону.
Так, найдя каплю добра, он перевернул все отношение Всевышнего к себе к добру.
Об этом и сказали: «Каждому, кто делится с Всевышним своим горем, удваивают вознаграждение» (Брахот, 63а). На иврите вместо Имени Всевышнего употреблено выражение «Шем Шамаим» (Имя Небес), что наши мудрецы комментируют как «эш вэ-маим» (огонь и вода). Огонь – это мера суда. А если человек внимательно вгляделся и нашел в ней «воду», меру добра, то он переворачивает отношение к себе в сторону добра, и врата изобилия раскрываются для него в два раза шире!
