Нить надежды – Термиты

7.

Уже с улицы Мира увидела, что в детской горит свет, и это было только начало. Она была уставшей, измученной и ждала, что ее внимательно выслушают и поддержат.

Поддержка… Если бы Давид знал, что его слова заслуживают определения “поддержка”, он бы с каждым днем совершенствовал их содержание. Но пока у него создавалось впечатление, что его слова всегда влетают в одно ухо и вылетают из другого, а Мира лишь продолжает плакать, он говорил свое мнение вяло, сухо,  и лишь с некоторой надеждой.

Мира любила, чтобы ей сопереживали, понимали, выражали свое потрясение, сочувствовали, соглашались и кивали головой. Она никогда не соглашалась, чтобы пришел кто-то и пробил  стену ее мнений, чувств и мыслей.

Может быть, поэтому разница между Мирой на работе и Мирой-женой, дочерью и соседкой была такой резкой и огромной. В своей студии Мира видела в терпеливости, понимании и таланте средства для достижения успеха. Улыбка равна успеху, а успех равен высокому положению, хорошему имени и комплиментам. Мира даже не осознавала, насколько глубока бездна между “двумя Мирами”.  Она всегда находила бесконечное количество причин для того, чтобы нервничать, раздражаться и выходить из себя. Все проблемы никогда не зависели от нее самой.

Еще поднимаясь по лестнице, Мира увидела, как открывается дверь квартиры. Ей навстречу бросилась Дасси в пижаме – причем не в той, в которой она пошла спать. С ее волос капала вода, а в глазах еще стояли последние слезинки. Йоси и Шири представляли собой вторую сцену этого странного спектакля. Оба в каких-то непонятных пижамах, босиком, сидели на диване и улыбались усталыми и довольными улыбками.

При виде ошеломленного лица Миры, Йоси вызвался все объяснить:

 – Дасси вдруг проснулась и стала кричать, что по ней ползают крошечные белые жучки, и папа не смог ее успокоить. Он включил свет, и показал ей, что нет никаких жучков, а она сказала, что даже дядя, который к нам приходил, сказал, что… ну, что они такие малюсенькие, и их вообще не видно, но их полно во всей комнате… Так в итоге папа искупал ее и поменял ей пижаму, и нам тоже.

Мира онемела. Давид появился из ванны, потрепанный, но, как всегда, улыбающийся. В руках у него была Ширина подушка, и он как раз засовывал ее в новую наволочку. В конце концов, Мира нашла слова, и немало:

– Прекрасно! Теперь уже все знают, что у нас дома есть термиты! И учительница, и воспитательница, и ребе!…

Это была неправда. Детям никто не рассказал о термитах, и поэтому они поняли с помощью того особого чувства, которое есть только у детей, что рассказывать нельзя. Но они сами очень хотели бы услышать и понять, о чем речь. В последние ночи Дасси с трудом засыпала. Как только мама гасила свет, появлялись термиты, огромные, с острыми когтями, они забирались к ней в кровать и кусали ее. Но Дасси боялась рассказать об этом маме. Мама все время говорила папе: “Не стоит рассказывать  детям, если ребенок знает – все вокруг знают”.

Они жили на первом этаже в большой квартире, часть которой служила студией Миры. У нее был отдельный вход. Эту ужасную новость они узнали чисто случайно, но с большим опозданием. Пол в студии был полностью покрыт ковром, и знакомая Миры, придя однажды в гости, посоветовала пригласить специалиста по дезинсекции, чтобы сохранить красивую мебель и ковры от жучков и т.п. Они пригласили известного дезинсектора, чтобы он проверил, все ли в порядке.  Мира заметила, что он долго стоит около низких деревянных шкафчиков, прикрепленных к стене. Сначала она подумала, что он восхищается красотой отделки. Действительно, вся мебель в этой роскошной комнате был спроектирована известной художницей по интерьеру. Она рекомендовала, какую модель,  и какой цвет выбрать, как разместить и скомбинировать, чтобы создать хорошее впечатление. Прошло довольно много времени, и дезинсектор спросил Миру:

– Вы знаете, что тут происходит?

Мира на секунду побледнела, но тут же взяла себя в руки. Дезинсектор выбрал детское креслице и удобно уселся в него. У Миры не было сил даже протестовать.

– Смотрите, уважаемая, я подозреваю, что у вас в квартире есть термиты.

– Термиты?! В Израиле?!

Пару лет назад она читала в газете статью. Там рассказывалось о миллионах термитов, поднимающихся из почвы и подгрызающих деревянные дома в Америке. Описание было настолько страшным, и создавало ощущение, что ничего нельзя поделать, что Мира поскорее выбросила газету. Там было написано, что ликвидировать их практически невозможно. Мебель съедается до конца, и стоимость квартиры резко падает. Зараженный участок считается участком третьего сорта, потому что никогда нельзя быть уверенным, что миллионы крошечных червячков действительно ликвидированы. Нужно заменить всю деревянную мебель в квартире и надеяться, что новая мебель останется нетронутой.

Дезинсектор встал с креслица.

– Да, в Израиле они бывают очень редко, но бывают. Если захотите переехать, вам придется держать все в тайне. Никто не купит зараженную квартиру. Я, с вашего разрешения, приведу еще одного специалиста, но, на первый взгляд, дело такое…

Он ушел, оставив Миру в полной панике.

С тех пор прошло почти две недели. Пришел еще один высококлассный специалист, проверил и подтвердил, что его коллега не ошибся. Давиду, да и Мире, было очевидно, что им придется как-то справляться с этой новой и странной напастью. Они ни в коем случае не собирались продавать зараженную квартиру, но и не хотели, чтобы хоть кто-то узнал об этом.  Мира однозначно настаивала на этом, хотя было очень важно проверить, не заражен ли подвал (общий для всех жильцов) , который тоже находился на первом этаже.  Это было очень вероятно, и Давида тревожило, что принадлежащие всем соседям многочисленная мебель, доски и покрытие для сукки, которые находились в кладовке, могли быть прекрасной пищей для  термитов. Но пока что любое упоминание или беседа на эту тему бросали Миру в дрожь. Мира думала, что только ей кажется по ночам, что по ней ползают крошечные червячки. Но сейчас, глядя на троих искупанных детей в салоне, Мира поняла, даже без терапии творчеством, что проблема намного более глубока, чем ей казалось. Дети, выкупанные и расслабленные после того, как целый час папа их баловал и шутил с ними, болтали, сидя на диване: “Лучше всего спать в ванной, там нет ничего деревянного!” Трехлетняя Шира сказала, что можно и в салоне, но Дасси прочитала ей целую лекцию на тему что из чего сделано, и Шире пришлось придумывать другое место.

“Во всем доме есть деревянная мебель, так что если мы и вправду все поменяем, как тот дядя сказал, у нас будет новый дом! Здорово!”

Придя к такому оптимистическому выводу, вся троица пустилась в пляс на ковре, иногда бросая недоумевающие взгляды на маму, которая без сил сидела в кресле и не произносила ни слова.

**

Много подружек встретила Хана на нью-йорской улице. Не всех она узнала. Они были легкомысленными и много хохотали, английский звучал из их уст звонкой и волшебной музыкой, и Хане не верилось, что когда-нибудь она будет такой же. Она никогда не думала, что можно выйти из дома, когда волосы не заплетены в две тугие косички. Почему в Америке все такое другое и странное?

Немало впечатлений, полных потрясения и путаницы, хранятся в памяти учительницы Ханы. Они наплывают одно за другим, как странный сон, полный таинственных подробностей. Но ярче всех стоит перед ее глазами ошарашенное и возмущенное лицо отца, вернувшегося вечером из синагоги.

Синагоги были убежищем и спасением для каждого нового иммигранта, переживающего некоторый шок от окружающей реальности. Там, окруженный знакомыми и даже друзьями, слыша знакомые звуки идиша, он ощущал, как согревается сердце и немного оттаивает от холода и страха. Там прибывшие раньше – со всей душой помогали новеньким, там еврейское сердце продолжало стучать, как и раньше, но там папа услышал и самое страшное.

– Ты можешь делать тут все, что хочешь, дорогой Ицхак, можешь учить Тору с утра до вечера, посылать ребенка учиться, куда хочешь, танцевать в Симхат Тора на улице, кушать мацу хоть весь год… Но если ты хочешь заработать, ты должен – какое-то время – работать тоже в Шаббат. Ну, потом соберешь денег, откроешь свое дело, и работай, как хочешь, хоть три дня в неделю. Наймешь себе в подчинение евреев и создашь целую империю соблюдающих Шаббат.

Все объяснения и философию папа уже не слышал. Как только он услышал слова “работать в Шаббат”, почувствовал, что близок к обмороку. Это было даже не испытание, это был перелом.  Это было резкое падение, страшный шок и гибель всего.

Евреи вокруг качали головой. “Это процесс” – говорили они друг другу.  Шок, отказ, отчаяние и примирение, а потом уже непонятно, что так потрясало вначале…

Но папа отчетливо понимал, как и многие евреи, такие, как он, что Шаббат – это символ, это основа. Если начать нарушать Шаббат, то попутно можно нарушить и более “мелкие” запреты, и тогда обычно уже нет возврата.

То, что у других занимало неделю или месяц, чтобы осознать, у папы заняло два дня. Пробуждение от мечты было быстрым и резким. Папа собрал всех детей, и начал говорить с ними. Его взгляд были пронзительным и горящим.

– Похоже, что невозможно в этом мире убежать от испытаний. Можно только поменять их на другие. Вся наша жизнь – это жизнь в “море тягот”, и, переплыви его хоть с одного берега на другой, тяготы остаются тяготами… Только здесь все тяжелее и опаснее.

Дети смотрели на отца с удивлением:

– Тяжелее? Опаснее?

– Да, тяжелее, потому что здесь, в Америке, мы сталкиваемся с самым страшным врагом, который появляется изнутри. Соблазны, которым, несмотря на правильные решения, мы можем уступить. Такие войны и  силы, которые потребуют от нас постоянной упрямой борьбы. Богатство, общество, окружение и мечта, которая не хочет растворяться в воздухе. Все это – великие враги, и кто знает, сколько сил у нас есть противостоять им.

Прошло уже две, а потом и три недели, и мы упорно выживали. Знакомые шептали нам в ухо, то ли завидуя, то ли в отчаянии:

– Да, мы тоже держались, даже полгода. Но потом это проходит. Больше выдержать нельзя.

Папа пытался открыть свое дело. Он решил стать плотником, но это было нелегко и не просто. Ту маленькую сумму, что была отложена, съели билеты на пароход, и папа попытался одолжить немного денег, чтобы купить рабочие инструменты и дерево. Доходов было очень мало. Почти все они уходили на арендную плату, и с каждым днем папино лицо было все больше и больше осунувшимся. С каждым днем в нем все больше углублялось понимание того, что он знал и раньше. Нет никакой возможности убежать от трудностей, данных Свыше. Можно молиться и просить, чтобы Всевышний послал нам силы держаться и не падать, но дорога проложена точно и четко, индивидуально для каждого, и наши усилия – это лишь еще одна миссия среди тех, что возложены на нас на этой земле.

Однако не так думал папа по поводу того, что было для него самым дорогим. Воспитание детей.

И однажды это случилось…

перевод г-жи Леи Шухман