| ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА | СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА |
6.
Меньше, чем через минуту после того, как Мира написала свои инициалы на листке, около кабинета появилась еще одна мамаша. Даже не видя ее лица, Мира догадалась, что это мама Оделии. Она была очень высокой. Точно такой же, как Дасси описывает ее дочь:
– Все девочки думают, что она уже в четвертом классе, и не только из-за роста.
– А еще из-за чего? – поинтересовалась Мира.
– Из-за того, что она дерется!
Почти каждый день Дасси возвращалась домой с новыми историями об Оделии. Интересно, она пристает ко всем? Или только к Дасси?
Мира обратила внимание, что семья Оделии находится в тяжелом финансовом положении. В основном по рассказам Дасси:
– Оделия каждый день просит у меня сладости, а если у меня нету, она говорит, что не может быть, потому что ее мама сказала, что мы богатые, и у нас куча денег.
Мать повернулась в сторону Миры, и та с интересом стала разглядывать ее. Да, черты лица выдавали усталость и нотку равнодушия. На ней был старый свитер, надетый поверх выцветшего платья. На голове – цветастая косынка, а на ногах – тапочки.
К тому, что произошло дальше, Мира совсем не была готова. Женщина неожиданно приблизилась к ней и чуть наклонилась вперед. Ее взгляд был странным и вызывающим страх. Мира попыталась отодвинуться, но стук стула о стенку показал, что единственной возможностью было лишь закрыть глаза. И тогда к взгляду добавились слова:
– Слушай, я тебе что-то сделала? Что ты на меня пялишься, будто я с Луны свалилась? Я у тебя кошелек украла?
Внезапно, как будто в ее голове сверкнула какая-то мысль, она подошла к списку, висевшему на двери, изучила инициалы, которые Мира написала, и улыбнулась злобной улыбкой:
– А ты случайно не Дассина мама? Ну точно, мама Дасси! Я точно знаю, как выглядит Мира Кляйн. Ты что думаешь, это тайна? Вот я сейчас поговорю об этом с директрисой! Моя дочь не будет учиться в одном классе с твоей, поняла?
Дверь кабинета распахнулась. Через долю секунды учительница Нехама уже стояла между опешившей Мирой и высокой женщиной:
–Госпожа Коэн, успокойтесь, присядьте. Что случилось?
Госпожа Коэн стряхнула руку учительницы со своего плеча:
– Успокоиться?! Да она мошенница, эта женщина, настоящая мошенница! Она ограбила мою сестру! Воровка она!
Еще несколько женщин попытались вмешаться, но все это было так странно и пугающе, что и те, кто еще не успел окаменеть, отошли подальше.
Учительница предприняла еще одну попытку:
– Госпожа Коэн, вы ошибаетесь. Вы ее с кем-то перепутали. Придите в себя!
– Что? Как я могу успокоиться, у моей сестры хлеба в доме не хватает!
Она обвела взглядом сидящих мам и продолжала:
– У моей сестры, Аелет, сын. Он не разговаривал с учителями. Ну, сделали ему проверку, сказали – терапия творчеством. Аелет думала, что такое терапия? Ну, лечение. Пошла она, заплатила… Ребенок вернулся – рисунок красками! Аелет чуть с ума не сошла. Ей сказали, потерпи, так это работает. Она, как дурочка, пошла и еще заплатила, еще урок, и еще. Больше тысячи выложила. Пока я ей не сказала: Аелет, купи ему фломастеры и краски, дешевле будет. Ну, наконец, она сообразила, перестала ходить. В хедере сказали – жаль, что прекратили, есть улучшение. Но хоть мозги у нее остались. Больше она его не посылала. Тысяча шекелей! На тысячу можно купить еду, одежду, за газ заплатить!
Неожиданно появившаяся директор школы прервала этот монолог.
– Госпожа Коэн, пройдите, пожалуйста, в мой кабинет!
Четкий и решительный тон сделал свое дело. Она лишь еще раз обернулась, послала Мире гневный взгляд и направилась в сторону кабинета директора.
Мира попыталась улыбнуться, но на фоне бледного лица улыбка вышла неловкой и несчастной.
– Кошмар! – сказала одна мама.
– Как ей не стыдно! – сказала другая.
– Это мать О… – начала было третья, и тут же остановилась. Эта информация может закрыть двери перед Оделией. Никакая мама не захочет, чтобы дочь этой… пришла к ней домой поиграть.
Еще одна мама принесла Мире стакан воды. Потом вышла учительница, и предложила мамам разрешить Мире зайти прямо сейчас. Кто-то пожал плечами, кто-то кивнул, и двое четко и ясно сказали: “Да, пожалуйста!” А Мира даже не поблагодарила. Она вбежала в класс, будто спасаясь от проливного дождя.
В классе Миру приветствовали зеленая полянка, полная цветов, улыбающиеся буквы на стенах, но снаружи страсти продолжали бушевать. Там сидели учительницы и воспитательницы детского сада, домохозяйки и секретарши. Матери, которым не хватает месячной зарплаты, и те, у которых в конце месяца остается приличная сумма, чтобы вложить в банк. Матери, для которых отпуск – это поездка за границу, и те, для которых отпуск – это поменяться квартирами с сестрой, живущей в другом городе. Матери, которые делают омлет из двух яиц на шестерых детей, и те, которые не представляют себе, как это возможно. Все были в шоке от тона и содержания слов, но “по сути” у каждой было, что сказать. Некоторые будто вернулись на школьную скамью и доказали свои таланты в области арифметики. Но не было ни одной, которая бы подумала, что размер Мириной зарплаты или сумма, которую она берет за прием, не должны интересовать никого из них. И уж конечно, не выноситься на публичное обсуждение.
И была еще одна, мама четвероклассницы, которая стояла неподалеку. Она молча выслушала обмен мнений и сохранила в своем сердце информацию, которая превращала самую высокую из цифр, которые назвали мамы, в копеечную сумму – по сравнению с бурей, которая должна была вскоре обрушиться на ее семью.
**
Смогут ли юные девочки из “Бейт Яаков” понять все перипетии, которые она пережила? Смогут ли осознать, какая внутренняя борьба, какие тяжелые испытания скрываются за образом обожаемой “учительницы Ханы”, совершенной и полной лишь достоинств? Да и нужно ли им это? А если эта история, наоборот, раскроет перед ними врата и окна в новые, незнакомые миры? С другой стороны, одна девочка уже заглянула в такое окно, и, возможно, открыла дверь. В то время, когда опасность подстерегает каждую из них, может быть, как раз важно и правильно, чтобы они услышали обо всей этой мишуре, переливающейся воображаемым, обманчивым блеском?
Хане было всего десять лет, когда ее родители решили присоединиться к более чем двум миллионам (!) евреев, которые видели в Америке волшебное решение всех своих проблем. Жизнь в Восточной Европе была тяжелой и бедной. А Америка так соблазняла!
– В Америке, – рассказывали дети в городках России и Галиции, – если ты еврей, ты никому не мешаешь!
– В Америке, – говорили бедные ремесленники с натруженными руками, – через год ты становишься миллионером!
– В Америке, – мечтали усталые домохозяйки, – все гораздо легче, и можно давать детям каждый день курицу, и даже фрукты!
Так что, когда грузовая телега останавливалась у дома, и на нее начинали грузить вещи и малышей, никто даже не спрашивал: куда? Все уже знали о том, что в Америке можно легко разбогатеть, и что она обещает всем гражданам полную свободу веры.
Человеку нелегко расстаться со своей родиной, родным городом и друзьями. Но ужасные условия жизни и фантастические описания “золотых гор”, придали миллионам евреев смелости отправиться в многообещающее будущее. Никто не рассказывал о горечи и тяжести иммиграции, никто не писал о гигантском потоке тех, кто бежал в торговлю, о жуткой карусели и горьких последствиях непрекращающегося движения. Те, у кого не получилось вобраться на вершину пирамиды, становились рабочими на заводах, встававшими затемно и возвращавшимися домой уставшими и измученными, чтобы наскоро перекусить и свалиться спать, а завтра снова начать бег в колесе… Семья и бейт-мидраш становились для них предметом тоски, но почти никто не осмеливался… тосковать.
Тосковать – значит, сожалеть о содеянном. А у такого длинного похода нет пути назад. Почти.
А тем временем, почти все дети учились в государственных школах, и только после обеда, на фоне закатных теней и прохладного вечернего ветра, устало брели в маленький и мрачноватый “хейдер” , где “меламед” учил их Торе. Свет Торы почти не проникал в их маленькие сердца. Но тогда уже родители не могли ничего сделать.
Прошли уже более десяти лет, а в памяти Ханы еще живы запах моря и шум волн. Какими опьяняющими были виды и запахи! Белая пена, тянувшаяся за кормой корабля, как шлейф невесты. Огромная палуба, на которой было полно места, чтобы бегать и играть, и матери стояли у борта и со страхом отгоняли детей, чтобы те даже не приближались к нему. Как сладостна была мечта, и как сильна боль от ее осколков! Но почти никто не вернулся, как ее семья, на хороший и тяжелый путь.
Еще на корабле в стене надежды начали появляться трещинки. Однажды утром, когда папа закончил утреннюю молитву в миньяне на палубе, Йеуда прибежал к нему и попросил:
– Пап, расскажи мне о Максе Лилиентале!
Папа наклонился к сыну и концы его талита коснулись невинного личика:
– Макс Лилиенталь? Откуда ты услышал это нечистое имя?
– А, тот дядя, который раздает конфеты, и все время рассказывает нам разные истории, он сказал, что его все в Америке знают!
Ни папа, ни другие иммигранты, которые были на палубе, не знали, что Макс Лилиенталь – это человек, который еще в России состоял на службе у царя Николая Первого, распространяя идеи просвещения. Прибыв в Америку в числе иммигрантов, он нашел там плодородную почву для “реформ” и начал активно действовать.
Маленький Йеуда больше не обменялся ни словом с “дядей, который раздает конфеты”. Мгновенно разнеслись слухи о нескольких “просвещенцах”, которые тоже на корабле, и тогда, пока родители еще спокойно плыли на корабле, у них еще была возможность бояться за будущее своих детей. Так что были срочно организованы уроки Гемары, Мишны и Пятикнижия для мальчиков, знающие матери увлекали девочек историями из Агадот и Мидрашами, и больше никто из чужих не осмеливался приблизиться к детям.
У Ханы было много вопросов, и ответы, которые она получала, были сладкими, как конфеты и скрывающими тайны. Прошло уже немало дней в пути, детей постоянно тошнило, да и многие матери и отцы слегли, и все помогали друг другу пережить последние дни плавания, собраться с силами и встать, с волнением и слезами махая рукой заманчивому берегу на горизонте и Статуе Свободы, открывающейся перед ними во всем своем великолепии.
| ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА | СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА |
