| ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА | СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА |
Глава 43. Она еще вернется!
Уважаемые родители Шейндл,
Здравствуйте!
Пишу вам из Земли Израиля. Из города Хеврон. Осталось меньше недели до того момента, когда я окажусь под хупой – с помощью Всевышнего, в добрый час. Однако слухи, которые дошли до меня, поразили меня, как молния. Я, по своей наивности, думала, что теплое письмо, которое я написала Шейндл, успокоит бурю волнений, уменьшит тоску и поможет ей справиться с моим отъездом.
Поверьте мне! Если бы я только помыслить могла, что мой отъезд будет стоить духовной жизни Шейндл, я бы заново взвесила, стоит ли мне уезжать в Землю Израиля. Кто знает, не из-за меня ли все это произошло. С того момента, как мне стало это известно, я не могу найти покоя душе, и вместо радостной подготовки к свадьбе, я хожу, как смертельно больная, и не могу найти утешения.
По совету своего жениха я пошла к главе ешивы, да продлит Всевышний его годы, и рассказала ему о своем горе. Он слушал меня так внимательно и серьезно, что мне стало еще страшнее. Когда я стояла перед ним и слушала его тяжкое молчание, полное сердечной боли, я решила: больше не буду заниматься преподаванием! Лучше я буду портнихой, или поварихой… Портной, говорят, режет ткани, а учитель, добавляю я, может порезать души… Если настолько велика ответственность педагога, то он должен просто дрожать, приступая к этому святому делу. С другой стороны, педагог может и строить миры, прокладывать путь и давать инструменты для духовного роста, поддерживать и возвышать душу, и кто знает – каково правильное решение, каков правильный выбор?
В итоге, глава ешивы указал мне постараться найти адрес Шейндл здесь, и проверить, как и чем смогу вернуть ее на истинный путь. Поэтому я обращаюсь к вам. Пожалуйста! Посылайте мне любую информацию, которая поможет мне найти ее! Я обещаю вам, с Б-жьей помощью, сделать все, что только возможно, ради вашей дочери.
А вы сами – будьте крепки духом, и ни в коем случае не отчаивайтесь. Молитесь за нее и за меня. Нет молитвы, возвращающейся без ответа, и ни одна слеза не проливается зря. У Шейндл чуткая и тонкая душа, и сердце подсказывает мне, что она обнаружит бессмысленность той жизни и презрит ее. Она еще вернется!!!
С большой надеждой,
Хана
**
Песни в коровнике и письмо родителям
– Зиву просто не узнать!
Эту фразу слышали Голда и Цви бесчисленное количество раз с тех пор, когда Шейндл появилась в их жизни.
– Наверное, в этом и заключается разница между заповедью и заработком.
Даже не оборачиваясь, все знали, что это слова Ханоха.
Ханох, несмотря на то, что прошли уже два года, как он здесь, остался “учеником ешивы”. Несмотря на отсутствие кипы и цицит, его дух остался в том мире, откуда он пришел. Есть разные виды разрыва связи, и каждый из них показывает, как справляются с тоскующей душой и плачущим духом. Некоторые ненавидят, некоторые скучают, некоторые обманывают свою душу и заставляют совесть замолчать, замещая настоящие ценности идеологией. А есть те, кто сочетает и то, и другое – как Ханох, например. Он зовет это “взять красивые части” (Б-же упаси!)
Прошли годы, и реальность разбила все их идеалы. Но до тех пор ни у кого не было сил вернуться. Очень быстро все обнаружили, что Тора – это Б-жественное совершенство, это цельность. Она не делится на части и кусочки, и тот, кто пытался выбрать себе то, что ему по душе, убедился, что это невозможно.
И тот, кто пытался сочетать, уменьшить близость к Творцу и добавить новые ценности, по прошествии лет обнаружил поколения, катящиеся вниз, детей, которые не в состоянии переварить эту странную смесь, и выбирают присоединиться к тем, кто ушел окончательно.
Однако слова Ханоха были правдой. Шейндл нашла в уходе за Зивой утешение и успокоение для своей тоскующей души. Ей было хорошо среди бескрайних полей. Яркое солнце, красивый дом Голды и Цви, зависимость Зивы. Всю свою тоску и угрызения совести Шейндл вкладывала в “гмилут хасадим” (оказание добра) Зиве, или – в песни молочника Йоси.
Шейндл гуляла с Зивой, и однажды услышала пение, раздающееся из коровника. Йоси стоял среди коров, окруженный их резким запахом, и пел.
Когда они впервые подошли слишком близко, он сердито посмотрел на девочек. Никогда ему не мешали петь, песни он забыть не может. Коровы – всего лишь животные. Им главное, чтобы было достаточно сена. “Я не корова, – угрюмо думал Йоси, – кроме еды, мне нужно еще и петь”. Когда появилась Шейндл, он боялся обнаружить еще одну насмешницу. Но это было не так. Шейндл делала вид, что интересуется коровами, разглядывает их большие глаза и языки, жующие сено, но ее уши и сердце были погружены в Йосины песни. Каждый раз в коровнике царила другая атмосфера. Порой это был страх перед судом Рош а-Шана, и тогда даже коровы дрожали от его пронзительного голоса, распевающего “У-нетане токеф“. Порой ноги сами пускались в пляс среди навоза, от песен Симхат Тора – “Ата бхартану“, или “У-вхен цадиким”. Постепенно и Зива научилась получать удовольствие от этих песен, и Шейндл надеялась, что Голда не будет слишком возмущаться.
Однажды в коровнике воцарилась тишина. Мычание коров и телят разносилось по всему кибуцу, но никакая песня не сопровождала их. Шейндл подошла поближе. Как странно! Куда подевался Йоси?
Йоси никуда не делся. Он сидел на куче сена, и задумчиво глядел в никуда. Рядом с ним лежала огромная корова, и, похоже, дремала, а около нее – маленький теленок. Совсем крошечный. Зива сразу сказала, что еще вчера его не было. Йоси сидел рядом, и глаза его сверкали. Каждый раз, когда ему приходилось забирать теленка у коровы, его глаза блестели от невыплаканных слез. Горестное мычание коровы казалось ему плачем его собственной матери…
Если бы она только знала, что и теленок ее плачет по ночам, если бы только знали матери, как жжет тоска, несмотря ни на что…
Не все тосковали по близким одинаково. У Йоси был острый глаз, и когда все вместе сидели вечером, после тяжелого рабочего дня, Йоси был большим героем, умевшим пускать стрелы насмешки в самые болезненные места в сердце каждого. Он умел бить без промаха – слабых и беспомощных. Если бы они только знали, что это его плачущая душа так ясно различает боль других! Если бы знали, что тот, кто больше всех издевается и насмехается над другими, он обычно тот, кому хуже всего. Тот, кто спокоен и живет в мире с самим собой, не ищет жертв.
А тут Шейндл увидела другого Йоси – взволнованного и растроганного. Неожиданно он показался таким слабым и несчастным.
Вдруг он поднял глаза, увидел Шейндл, подумал секунду и спросил:
– Ты уже написала родителям?
Шейндл резко побледнела. Она чуть не упала, и схватилась за Зиву. Написать, как она сама не додумалась? На самом деле, даже если у нее и возникала такая мысль, общая атмосфера, презрительное и насмешливое отношение ко всей прошлой жизни, гасили этот огонек в тот же момент, когда он загорался. А теперь, вдалеке ото всех, она вдруг слышит эту простую идею – написать. Да еще и от кого? От Йоси! Как можно полностью игнорировать их? Ведь даже если ты пытаешься забыть, они уж точно не пытаются. Они молятся о тебе, переживают за тебя.
Йоси не терял время. Он принес ей карандаш и лист. Как будто ее письмо утешит его родителей. Добрые дела всегда охлаждали огонь боли. За субботним столом папа всегда говорил о силе доброго дела.
Что написать? Какие слова могут заживить рану? Может быть, написать о том, что им близко? Она напишет о Зиве, которая стала улыбаться благодаря Шейндл, о субботних песнях Йоси в коровнике, о том, что ее косы до сих пор туго заплетены. Она напишет, что она скучает, любит, и думает о них. Страница очень быстро наполняется буквами и словами.
Зива сидит сбоку и смотрит на Шейндл. Ей не очень нравится видеть Шейндл так занятой каким-то письмом, но вот она уже заканчивает его, и Йоси, улыбаясь широкой улыбкой, обещает позаботиться обо всем остальном.
| ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА | СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА |
