| ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА | СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА |
10.
На следующий день Хана не пошла в школу. Около одиннадцати утра папа вернулся домой. Он выглядел таким спокойным и счастливым, как будто выиграл в лотерею. Давно Хана не видела его таким безмятежным. Мама ждала его у входа. Папа улыбнулся с облегчением и вытащил из кармана… билеты на корабль!
Хана побледнела. Интересно, что больше всего она помнила косы. С каждым днем Хане все меньше и меньше нравились ее косички. В ее родном городке все девочки соревновались, у кого ровнее пробор, у кого косы заплетены более туго, и у кого банты самые белоснежные. Здесь же вообще не носили косы. Каждое утро Хана сердито и молча выносила то, что мама проворно заплетала ей косы.
“Ну, скоро, когда попривыкнем, поговорим и о косах”, – думала Хана. Немало о чем Хана хотела попросить. Были и рукава, которые можно было бы подвернуть. Были длинные юбки – каждый раз, когда Хана смотрела на себя в зеркало, она видела такую странную, отличающуюся ото всех фигуру. Были вечеринки, в которых Хана не участвовала. А теперь…
Вернуться!
Вернуться в городок, к косам, длинным рукавам, маленьким домикам. Хана столько наслышалась о тех, кто остались в Европе! Все жалели их, старались найти пути, как сделать иммиграцию более обширной и организованной. В Америке вырастало немало организаций, чья цель была одна: помочь все большему числу евреев добраться до страны свободы.
А они – возвращаются!
Что скажут все там, в городке?
А папа с мамой еще улыбаются! И откуда папа взял деньги на билеты? И как снова пережить тяжелое путешествие, когда надежда уже не придает сил, а лишь ощущение глубокого разочарования и провала заполняют каждый уголок сердца?
Хана почувствовала, что даже плакать она не может. Горячий гнев поднялся изнутри.
Почему?! Почему нельзя привыкнуть, как все? Почему надо так спешить? Все говорят, что в Европе скоро начнется война. Только вчера подружка рассказала об американской организации, оказывающей помощь иммигрантам. Она называется “Джойнт”, и даже президент Вильсон считается с ее мнением. А что делает “Джойнт”? Кроме денег, которые она собирает и посылает евреям в Европу и Палестину, она помогает евреям эмигрировать в Америку!
И вообще, уже и в Америке есть йешивы. Только вчера приходили двое людей и просили папу пожертвовать деньги на йешиву “Древо жизни”, которая находится на улице Ист Бродвей, 74.
Хана пыталась возмущаться, убеждать, пугать, но папа был непоколебим.
– Ханочка, когда убивают тело, душа поднимается в Ган Эден. Но когда пытаются убить душу… Она не умирает, но еще хуже – после смерти тела она спускается в Геином! Здесь, в Америке, могут погубить нашу духовность, и это пугает меня гораздо больше, чем погромы, голод и смерть!
Папа был совершенно тверд в своем мнении, и мама была всем сердцем согласна с ним.
Слухи быстро распространились по нью-йоркской улице. Давление, которое оказывали на папу, было нескончаемым кошмаром. Домой приходили целые делегации евреев, с гладкими щеками, в элегантных костюмах и галстуках. Повышавшиеся с каждым разом тона только доказывали Хане, насколько силен был удар для них и для их деятельности – поддержки иммиграции.
– Ну так еще лучше, – безмятежно отвечал папа, – если хоть один еврей перестанет нарушать Шаббат из-за меня, дело того стоит.
Подружки приходили, удивленные и взволнованные, но Хана даже не открывала им дверь. Она сама была в смятении, ей было стыдно и больно, и никакое объяснение не укладывалось в голове.
Папа боялся за Хану. Он знал, что и в Европе дуют ветры “просвещения”, и очень хорошо понимал, что депрессия и отчаяние – благородная почва для сорняков и ядовитых растений. Папа много размышлял, взвешивал и обдумывал, и, наконец, за неделю до отплытия позвал дочь и предложил ей то, что повлияло на Хану до глубины души, и, возможно, когда пришло время, превратило ее в “прославленную учительницу Хану”.
Папино лицо было серьезным и сосредоточенным, и на нем читалось легкое напряжение.
– Ханочка, я разрешаю тебе остаться здесь.
Хане показалось, что она ослышалась. Она не могла вымолвить ни слова, и только через несколько минут шока, с трудом выдавила:
– Ч… что значит – остаться?!
– Остаться. С Б-жьей помощью, через неделю мы уезжаем, и если ты хочешь остаться здесь, в Америке, ты можешь. Но поскольку тебе всего десять лет, и я – твой папа, и несу ответственность за твое будущее, я помогу тебе немного понять, что значит “остаться”.
Хана глубоко вздохнула, ее губы дрожали от волнения и удивления. Папа тоже был взволнован:
– Ты знаешь, доченька, что окружение человека очень сильно влияет на него. Такова человеческая природа. Это не я придумал, об этом говорит Рамбам. Он пишет, что, поскольку человек всегда поддается влиянию окружающих его, он обязательно должен жить рядом с праведниками, с хорошими людьми, а если в его окружении нет хороших людей, он должен переехать туда, где они есть. Если же вообще нет возможности найти хорошую общину, он должен жить… в пустыне! Остаться здесь, в Америке, и продолжать идти по правильному пути – практически невозможно. Так что сейчас, Ханочка, ты должна решить. За твоей спиной – цепь. Древняя и драгоценная цепь. Такой нет ни у одного народа. Она начинается с наших праматерей-праведниц, и продолжается из поколения в поколение. Ты – звено этой чудесной цепи, и можешь продолжить ее дальше. Но ты можешь и прервать ее! Сказать: все, хватит. Я не хочу быть звеном в этой цепи. Я не буду ее продолжать.
Папа прервался на секунду, и продолжил:
– Ты, конечно, думаешь, что можно остаться здесь, и не рвать так уж резко. Можно, ты считаешь, только чуть-чуть ослабить связь. Но ты должна знать, моя девочка, что это невозможно! Тот, кто отступает на шажок, в итоге отказывается от всего пути. Трещина в Б-гобоязненности – это как трещина в плотине. Каждый день она чуть-чуть удлиняется и углубляется, и вдруг, совершенно непонятно как, плотину прорывает, и на жителей города обрушивается катастрофа. Б-гобоязненность должна быть чистой, без всяких примесей – как чистое золото.
Как мудро вел себя папа! Хана вдруг почувствовала, что никто не преграждает ей путь, что перед ней не ставят высокий и не считающийся с ее чувствами забор. Папа и мама лишь ставят перед ней ориентиры, дорожные знаки. Папа и мама любят ее и желают ей лишь блага. Да и в общем-то, она и сама хочет идти по этому же пути.
Постепенно маленькая Хана поняла, что папа пытался объяснить ей.
Вначале новая идея еще манила ее, и она обдумывала ее со всех сторон. Остаться, проводить время с подружками в школе, пойти на концерт на следующей неделе, распустить косички, не стыдиться удивленных подружек в городке, куда они вернутся…
Ночь унесла ее в страну снов и запутанного воображения. Вот она остается в Америке. У нее волосы, как у Нили, “королевы” класса, и каждый день они становятся все роскошнее и длиннее, но однажды она запутывается в волосах и падает в море. В море есть волны, и пена, и белый шлейф тянется за кораблем, как в шикарном платье невесты, но вода такая соленая, и Хана тонет, тонет… Вдруг кто-то протягивает ей веревку, нет, цепь, она состоит из звеньев – Сара, Ривка, Рахель, Лея, бабушка Миндл и бабушка Фейга… Хана отчаянно тянет к цепи руки, но та ускользает… Хана хватает ее, но та разрывается в руках, она держит ее, но та растворяется…
Хана просыпается вся в поту. Нет, это не воды океана, это лишь пот, она в своей теплой кровати, и папа с мамой совсем-совсем рядом. Нет, она не останется в Америке. Чтобы веревка не ускользнула. Хана хочет продолжить эту древнюю прекрасную цепь, чтобы она была длинной-длинной, до прихода Машиаха…
Утром папа встретил ее широкой улыбкой. Он вовсе не тревожился и не боялся другого ответа. Если бы хоть чуть-чуть боялся, не предлагал бы. Никакой нормальный родитель не разрешил бы своему любимому малышу самому пересечь скоростную автостраду, чтобы научить его переходить улицу. Никакой родитель не даст ребенку попробовать лесных грибов, чтобы понять, какие из них ядовитые. Эксперименты в сфере воспитания и мировоззрения были для папы все равно, что эксперименты с ядами, угрожающие смертельным риском. Общество с испорченными взглядами на жизнь – как автострада. Он ни за что не разрешил бы дочери самой пересечь ее в надежде, что все закончится хорошо.
Папа Ханы лишь хотел даровать дочери ответственность, понимание, и чувство, что и она сама осознает и ощущает, что Америка для нее – это смертельная опасность. Папа хотел очистить ее душу от горечи и недовольства, источником которых была лишь резкая перемена, запрет “сверху”. А также – естественное желание ребенка противиться тому, что кажется ему тяжелым и недостаточно понятным.
Они сели на корабль. Остался только Моше Давид, который уже прекрасно вписался в распорядки йешивы “Древо жизни”, и главы йешивы специально пришли к ним домой, чтобы попросить у папы разрешить юноше остаться. Каждый ученик такого уровня, как Моше Давид – это драгоценность для Америки. Он поднимает и ведет за собой и других учеников. Папа понял их просьбу и согласился.
Прошло меньше десяти лет, и Хана получила исчерпывающий ответ на те вопросы, которые иногда еще мучили ее в тяжелые моменты. Еще одна семья вернулась в их городок – но практически с пустыми руками. К их огромному горю, взрослые дети остались там. А они, которые видели масштабы ассимиляции, бежали изо всех ног, чтобы спасти хотя бы малышей и их чистые души. От них Хана услышала, насколько велика трагедия, произошедшая с еврейством Америки, и как тяжелы потери. Тогда Хана была уже взрослее, и уже была знакома со вкусом вечных источников, которые раскрыла перед ней великая учительница Сара Шнирер. Тогда Хана уже знала, что еврей похож на масло, плавающее на поверхности воды, и как сильно не перемешивать их, никогда он не сможет раствориться в среде неевреев. Тогда же она поняла, что антисемитизм в каком-то смысле является стеной, охраняющей духовную жизнь еврея, а там, где есть равноправие – там есть и отход от религии.
Через год после этого Хана стала учительницей в Ломже, и даже представить себе не могла, что так скоро будет стоять перед своими двенадцати-четырнадцатилетними ученицами и делиться с ними своим прошлым.
Она хорошо обдумала, как преподать им эту историю, и посоветовалась с раввином. И вот, начала красочно и образно описывать им все, что происходило с ее семьей и ею самой: ожидание, надежда, путешествие и ощущение свободы, горькое разочарование и выбор, который был предоставлен ей, хотя ей было всего десять. Девочки были заворожены. Описание было настолько живым, что они ощущали себя там, рядом с маленькой Ханой: вместе с ней плакали от боли и досады, тонули в море и пытались ухватиться за рвущуюся цепь.
Учительница Хана обращалась ко всем, и ни разу даже мельком не взглянула в сторону Шейндл. Это должны слышать все, ведь ни одна из них не застрахована от падения. Впечатление было глубоким, и проникло в самое сердце. Но, увы, всегда есть и другие впечатления, события и испытания, которые могут размыть и стереть даже глубокие постижения.
| ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА | СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА |
