Все время, пока рабанит Каневски была жива, я была уверена, что я единственная, кто имеет такие особенные отношения с ней. Но со временем я поняла, что была неправа. Десятки женщин всех направлений говорят мне, как близки были к ней. Один из моих детей сказал: «Мама, я думал, у нас особые отношения с тетей Бат-Шевой, но мой друг сказал, что его мама была ее лучшей подругой».
«Нет», – сказал другой ребенок. – «Мама моего друга сказала, что она была ее лучшей подругой».
Так что я расскажу вам о рабанит Бат-Шеве Каневски не потому, что я могу претендовать на то, что моя связь с ней была особенной, но потому, что Г-сподь дал мне зхут (высокое право) быть ее племянницей, дочерью ее сестры. Я бы хотела поделиться с вами той особой привязанностью, которая была между нами из-за кровной близости.
Почти с самого моего рождения рабанит Каневски сопровождала меня. Я старшая дочь у моей мамы, Дины Берлин (мир ей). После моего рождения, мама приехала отдохнуть у своей мамы – рабанит Эльяшив. Тетя Бат-Шева уже была там, отдыхая после родов третьего ребенка. Поскольку она была более «опытной» мамой, она показала моей маме несколько «полезных штучек». Она также помогала ей, держа меня и постукивая по спинке.
(Можно спросить: как, где было место для двух рожениц в этом маленьком великом доме? Но про этот дом никто не задавал таких вопросов).
Между моей мамой и тетей Бат-Шевой была очень активная переписка. Тетя всегда спрашивала о моем благополучии и любила узнавать о моих проделках.
Много раз каникулы я проводила в ее доме в Бней-Браке. Одна из ее дочек была на год старше меня, а другая – на год младше. Даже отсутствие электрического вентилятора и решительно никакого кондиционера не препятствовали моему желанию поехать туда.
Я была девочкой и не понимала, какая великая привилегия есть у меня. На каком-то этапе тете Бат-Шеве нужно было посетить врача в Иерусалиме. Она не хотела беспокоить свою маму, а у моей мамы был полон дом детей, так что тетя попросила меня сопровождать ее. Врач принимал в Рамат Эшколе, который в то время был относительно новым районом, на окраине города. Мы шли рука об руку по красивым улицам. Она вовлекла меня в приятный разговор и поделилась со мной многими соображениями. А после мы отправились в дом Бабушки, где остались на ночь. На следующий день она вернулась в Бней-Брак. Я бы совсем забыла об этом случае, но она всегда вспоминала его. Когда она представляла меня людям, она рассказывала, что я – та самая племянница, которая проводила ее к врачу и так помогла ей. Это продолжалось очень много лет после самого случая, в сущности, еще пару лет назад она говорила это. Ее чувство благодарности было просто огромным.
Примерно десять лет назад я переехала в Бней-Брак. Пословица гласит «Чем ближе, тем ближе к сердцу». В случае моей тети Бат-Шевы и меня это было неправдой. Мы всегда были сердечно близки. Вначале я приходила к ней домой за брахой, попросить совета или просто погреться в ее присутствии. Но в последние дни – гораздо меньше, поскольку дом всегда был плотно набит людьми. Люди ждали в очереди часами, некоторые – с рассвета, или даже с предыдущего дня. Она всегда была счастлива увидеть меня, и ее лицо светилось от радости. У нее было правило: родственники первыми. Она объясняла: «Это моя племянница». Потом она выжимала мне стакан апельсинового сока и терпеливо выслушивала то, что было у меня на душе. Но я чувствовала себя не совсем удобно, ведь столько женщин ожидало ее. Если бы я могла знать, что она уйдет от нас так рано, я бы игнорировала свое ощущение неудобства и приходила бы гораздо чаще. Может быть, я бы постаралась попасть в те дни, когда толпа была меньше. Но я удостоилась того, чего удостоилась – и за это я благодарна.
Я знала рабанит Бат-Шеву как добросердечную, любящую, поддерживающую тетю. Но только после ее ухода – в тот Шаббат Суккота – открылось, что она была уникальной женщиной в своем поколении. Бесконечный поток историй показывает женщину, вознесенную над своим поколением. Единственная в своей эпохе, возможно – на сотни лет.
Мы благословляем наших дочерей, чтобы они стали такими, как Сара, Ривка, Рахель и Лея. Святые праматери в нашей святой Торе – они настолько возвышенны, настолько далеки от нас. Они кажутся недоступными и недостижимыми. Где они, и где мы? Мудрецы говорят, что Г-сподь увидел, что праведников очень мало, поэтому Он запланировал определенное их количество на каждое поколение. В нашем поколении мы удостоились одного из таких праведников – этой особенной женщины, рабанит Бат-Шевы Каневской. Рав Цви-Песах Франк однажды сказал о прабабушке рабанит Каневской со стороны мамы – рабанит Ципоре-Хане (мир ей), жене рава Арье Левина, что он никогда не видел подобных ей, и что она могла бы быть уподоблена одной из праматерей. Мы можем сказать то же самое и про рабанит Бат-Шеву Каневски. Не было подобных ей, всю свою жизнь она желала и стремилась быть как наши праматери, и ей это удалось.
Всевышний поместил ее в наше поколение, и мы удостоились видеть ее и слышать о ней. Это обязывает нас. Хотя, казалось бы, она и ее поведение не подходят к этому времени, но она наша современница, и поэтому мы обязаны изучать ее поступки. Мы не можем скопировать ее путь, но мы можем постараться учиться на ее поступках и прочертить для себя путь исправления. Так же, как праматерь Сара приводила женщин под сень Б-жественного присутствия, так и рабанит Бат-Шева Каневски привела тысячи женщин, детей, целых семей под сень Шехины. Близких и далеких, буквально всех. Быть рядом с ней было духовным удовольствием.
Я собрала несколько случаев из ее жизни, чтобы рассказать вам. Я также сверилась с двоюродными сестрами, чтобы убедиться, что я не преувеличиваю.
Как я уже говорила, находиться в обществе тети Бат-Шевы было настоящим удовольствием. Примерно семь-восемь лет назад Шавуот выпал на пятницу. Вечером в пятницу я решила пойти навестить тетю. Я зажгла свечи. Мы с детьми неторопливо прогулялись пятнадцать минут до ее дома. Мы появились у цели нашего путешествия примерно через 40 минут после зажигания свечей. В доме все было тихо, даже знаменитая «приемная» была пуста. Дверь была широко открыта. Зная, что у меня есть разрешение, я вошла и дошла до входа в большую комнату. Передо мной было видение не из этого мира: все было погружено во тьму, виден лишь слабый отсвет свечей. В дальнем конце комнаты, на балконе, рав Хаим сидел и учился. Тетя Бат-Шева стояла напротив свечей и молилась. Она молилась в течение долгих минут, по крайней мере, пятнадцати или двадцати. Я стояла завороженная, и дети тоже. Наконец она села, и тогда заметила нас.
«Гут шабес, гут шабес. Давай, я принесу что-нибудь детям».
Я не смогла сдержаться: «Тетя Бат-Шева, ты каждый раз так делаешь? Всегда так долго молишься? Ведь вчера тоже было зажигание свечей, так почему так долго – сегодня?»
«О чем ты говоришь?» – ответила она. – «Зажигание свечей – это особое время, когда молитвы получают отклик. Я должна молиться за моих детей, за всю семью. Ты же знаешь, что тут творится в течение недели… у нашего народа много нужд».
Все, что я могу сказать вам, как читателю, это то, что в тот момент я почувствовала себя окутанной крылами Б-жественного присутствия.
Я продолжаю утверждать, что тетя Бат-Шева действительно молилась за каждого. Я однажды присутствовала, когда одна дама пришла поприветствовать ее. Тетя Бат-Шева немедленно спросила ее, как самочувствие у некоего человека (обладателя очень сложного имени). Женщина поразилась, как тетя Бат-Шева помнит это. Ведь она просила рабанит молиться о нем, по крайней мере, полгода назад. Рабанит ответила: «Как же мне не помнить? Ведь я молюсь о нем каждый день с тех пор, как вы попросили».
Во время траура по тете я пришла посидеть с семьей. Когда я вошла, одна из моих двоюродных сестер сказала, что я пропустила очень интересного посетителя. Она пересказала мне то, что поведала эта женщина. Дама рассказала, что примерно пять лет назад она услыхала, что в Бней-Браке живет рабанит, чьи благословения очень «эффективные». И поскольку у нее как раз была какая-то проблема, она приехала. Женщина ходила тогда в платье с короткими рукавами. Рабанит тепло ее приветствовала и выслушала с полным вниманием. Потом рабанит посоветовала ей что-то, и благословила ее, и все время желала ей всего самого лучшего, поглаживая ее по обнаженным рукам. Она благословляла ее и гладила снова и снова. Посетительница вышла, и на улице под домом ее поразила мысль, что рука этой святой женщины гладила ее голые руки! В тот же миг она решила, что станет одеваться достойно. И она продолжала с тех пор духовно расти.
За несколько недель до смерти у тети была некая процедура в больнице Мааяней аЙешуа. Знаменитый на весь мир доктор оказывал ей помощь. Она произвела большое впечатление на доктора. И он пришел к ней в палату посмотреть, как идет ее излечение. Он обнаружил, что комната заполнена женщинами. «Что здесь происходит?» – Ему сказали, что она очень известная рабанит, и люди приходят навестить ее. При таких обстоятельствах он решил, что следующее посещение врача будет его визитом к ней домой. Так и было назначено, и он приехал на улицу Рашбам, 23, спустя несколько дней – в кипе. Он не мог поверить своим глазам. Столь великая рабанит, чьи благословения имеют такое действие, живет в таком простом маленьком доме. Он хотел узнать, почему холодильники стоят в спальне. Но после того как ему показали узкую крошечную кухню – он понял. Когда он уходил, то отказался принять конверт, который они протянули ему. То, что доктор собирается уходить без ничего, было абсолютно неприемлемо для рабанит. Она вспомнила, что у нее есть замороженная фаршированная рыба. Пока он отвечал на ее вопрос, известно ли ему, что такое гефилте-фиш, она упаковала ему целую коробку. Доктор вспомнил, что такую рыбу он ел у бабушки и ушел в хорошем настроении. Возможно, через пару лет мы услышим, что эта рыба стала причиной возвращения этого доктора к тшуве. Я не знаю. Но для меня эта история показывает любовь тети Бат-Шевы к каждому.
Рабанит Каневски не давала уроков, не писала книг и не делала визиты с целью кирува (привлечения людей к тшуве). Из своего дома, из своей маленькой кухоньки эта совершенная идише маме делала то, что полагала правильным. Ее сила влияния являлась прямым следствием того, что она кашерная женщина, поступающая по желанию своего мужа. «Король» Торы величины рава Хаима не развивается без помощи и поддержки. Рабанит отдавала ему «все», весь ее мир держался и крутился вокруг Торы, и она должна была быть уверена, что ее муж получает ее как можно больше. Она училась у своей мамы, жены, поддерживавшей рава Эльяшива, как это следует делать, и она была хорошей ученицей.
Рабанит Каневски ограждала рава Хаима от всего внешнего мира, чтобы он мог погрузиться целиком в Тору. Он не знал, где продуктовый или овощной магазин. На протяжении шестидесяти совместных лет она освобождала его от бремени этого мира. Самой большой радостью для рабанит Бат-Шевы было изучение Торы рава Хаима. Когда он делал сиюм (церемония по поводу окончания изучения трактата Талмуда) или выпускал книгу, она была на вершине блаженства.
Когда я навестила ее перед Йом Кипуром, она призналась мне, как она ждала визита к своему отцу, раву Эльяшиву. Она сказала, что не поедет, поскольку нужна раву Хаиму. Необходимость ее присутствия при нем возросла в последние годы. Подумайте об этом. Она хотела навестить отца, который был немолод и не здоров. Сколько ее не будет? Может быть, час или два, самое большее – три. В конце концов, насколько далек Бней-Брак от Иерусалима? И все же, раз это обеспокоит рава Хаима, она не поедет. Я была так рада за нее, когда, в конце концов, она смогла навестить своего великого отца. Она и рав Хаим поехали навестить его после праздников.
Несколько лет назад тетя Бат-Шева была госпитализирована в Мааяней аЙешуа для операции. Каждый день рав Хаим приезжал навестить ее. На третий день после операции он спросил ее, как она себя чувствует. Она ответила, что очень хорошо.
«Тогда почему ты не можешь уже поехать домой?»
«Зачем я тебе нужна?» – пошутила она. – «Все твои трапезы готовы, и ты все равно не разговариваешь со мной в течение дня»
«Я лучше учусь и молюсь, когда ты рядом»
Когда она услышала этот ответ, рабанит Каневски вскочила с кровати, как будто никогда не была больна.
Доктор Ротшильд, который при этом присутствовал, протестовал, утверждая, что ей не следует идти домой, поскольку там был постоянный поток посетителей. Рав Хаим сказал: «Я проконтролирую, чтобы ее никто не потревожил». Ну, рав Хаим сказал, и доктору Ротшильду пришлось согласиться.
Когда на следующий день доктор Ротшильд навестил свою пациентку дома, рав Хаим сидел со своим стендером на входе как хороший охранник, не позволяя никому войти.
На следующий день, когда доктор Ротшильд пришел, он увидел, что посетители свободно входят и выходят от рабанит. Доктор Ротшильд отозвал рава Хаима в угол и спросил, что это все значит? Рав Хаим сказал, что отсутствие посетителей так расстроило рабанит, что она заболела. И, насколько рав Хаим мог судить о состоянии ее здоровья, лучше было впустить к ней визитеров.
В своем соблюдении заповедей рабанит была особенной, цельной. Она никогда не позволяла никому, даже дочерям, помогать ей на кухне. Она утверждала, что кухня слишком мала, чтобы вместить больше одного человека. Но мы-то знали, что она самолично хотела обеспечивать кашрут того, что там готовилось. Она хотела сама проверять продукты на червяков, запрещенные смеси, и так далее.
Ее страх перед Небесами был абсолютным и руководил всеми ее действиями. Она молилась трижды в день с миньяном. Она никогда не ужинала, не помолившись Маарив. Много раз во время торжеств она просила собрать миньян (конечно, она просила, чтобы не было известно, что это для нее), чтобы она смогла помолиться, перед тем как принять участие в сеудат-мицва (заповеданной трапезе).
Одну молитву в неделю она не молилась в миньяне. Она считала, что должна быть готова к Шаббату вовремя. Она знала, что если пойдет молиться в Ледерман, сопровождаемая всей группой пришедших к ней женщин, это займет много времени. Поэтому она пропускала Минху в миньяне в пятницу, в честь Шаббата. Но она взяла себе за правило, что пятничную Минху она молится каждую неделю в одно и то же время. Неважно, что она делала, она все бросала, обувалась (даже в те годы, когда это было ей тяжело), мыла руки и шла молиться.
Что бы рабанит Каневски ни принимала на себя, она выполняла это до конца. Когда стало известно, что рав Сегаль сказал учить две алахот на тему лашон ара в день, рабанит спросила рава Хаима, может ли она просить женщин учить их. Он сказал, что да, но при условии, что она сама также будет изучать их. С тех пор она изучала по четыре алахот в день. Две за себя и две за йешуа (спасение) для кого-то, за кого ее просили учить. Вся ее учеба и чтение псалмов происходили до Шахарит первого миньяна ватикин (самый ранний, с восходом солнца). Это время было ее личным, а время после утренней молитвы было отдано клаль Исраэль (всему народу). Ее время было не ее, она чувствовала, что принадлежит обществу. Для нее каждый человек был целым миром, а она жила, чтобы помогать. Она всегда была готова выложиться полностью и даже больше того, чтобы помочь другим.
Когда рава Хаима спросили, какое качество характера лучше всего характеризует его жену, он ответил «терпение». Только человек с таким терпением, как у рабанит, мог так полно посвящать себя другим. Она давала каждому почувствовать себя важным, как если бы лично ему посвятила свое полное внимание.
Годами тетя Бат-Шева готовила фаршированную рыбу для одной из своих дочерей. Дочь, со своей стороны, протестовала, говоря, что чувствует, что это огромная работы для ее мамы, и она могла бы делать это сама. «Одну хорошую вещь я делаю, а ты хочешь и ее забрать?» – говорила мама (как если бы это была единственная вещь, которую она делала). И только когда дочь объяснила, что хотела бы, чтобы внуки почувствовали запах готовящейся у них дома к Шаббату гефилте-фиш, тетя Бат-Шева уступила.
Весь дом был благословлен процветанием от Всевышнего: ничего не было, но всего хватало. В доме тети Бат-Шевы было все, но там отсутствовали излишки. Все, чего стоило достичь в этом мире – вера, упование на Всевышнего, стремление заработать побольше зхуйот (заслуг) – можно было в изобилии найти в этом доме.
Одна из моих двоюродных сестер сказала, что она никогда не слышала, чтобы ее родители обсуждали деньги. Рав Хаим отдавал жене свой ежемесячный конверт из колеля, откуда она доставала несколько банкнот и отдавала ему на маасер (этим занимался он). Дети никогда не чувствовали недостатка в чем-либо. Мама баловала их тем, что было в доме. Если ребенку нравилось яйцо, приготовленное определенным образом, она всегда потакала ему.
Тетя Бат-Шева обучала детей делать мицвот (заповеди). Они видели ее пример и хотели подражать ей. Как-то раз одна из ее дочек получила нехарактерно низкую оценку, которую показала маме. А та нежно сказала: «Помнишь, ты не училась с Сарой, твоей подружкой, когда она попросила тебя. Я думаю, эта оценка – следствие твоего отказа». Тетя Бат-Шева поощряла своих детей готовиться к экзамену с другими и делиться своими знаниями.
Рабанит Каневски была сама скромность. У нее не было такого предмета одежды, как халат. Когда они только поженились, ее свекровь, жена Стайплера, сказала, что рукава лучше носить длиной до кистей рук, как сгула на сыновей, изучающих Тору. И с того дня она носила только такой длины рукава. Когда она была занята на кухне, она приподнимала рукава на один сантиметр. Но покидая кухню даже ненадолго, она скатывала рукава обратно.
Двадцать три года назад в доме Каневских случился пожар. Люди приезжали издалека, чтобы увидеть, что огонь остановился как раз перед книжным шкафом рава Хаима. Кухня серьезно пострадала и требовала ремонта, но рабанит не хотела ничего слышать об улучшениях кухонных условий. Она опасалась, что это умалит ее Будущий мир.
На Пурим люди присылали тете Бат-Шеве прекрасные блюда и подарки с мишлоах манот, но к концу дня она всегда раздавала их до последнего. Однажды ее дети решили купить родителям новые постельные принадлежности. Они хотели постелить их сразу на кровать и немного загрязнить их, чтобы их мама уж точно никому их не передала. Когда рабанит увидела, она сказала: «Зачем мне новые простыни? Ваш отец и я спим немногим более двух часов за ночь. Лучше бы вы дали их кому-то, кто спит больше и сможет наслаждаться ими дольше».
Когда чей-то материальный мир невелик, он заслужит огромный духовный мир, как это сделала рабанит Бат-Шева Каневски, да будет ее память благословенна.
Перевела г-жа Зисси Скаржинская
