Глава ХIII
Спустя некоторое время по воле Б-жьей заболела моя двоюродная сестра Бела (жена богатого и ученого Баера Коэна). У нее была тяжелая болезнь – воспаление мочевого пузыря. Бедняжка мучилась четыре долгих недели. Богач Баер Коэн использовал все известные средства и приглашал разных врачей, не жалея денег на всевозможные лекарства и снадобья, но – увы! – видно на то была Б-жья воля, Беле не становилось лучше.
Когда она поняла, что все понапрасну и никакие лекарства не помогут, она вызвала в качестве свидетелей моего свояка Йосефа и раввина Шмуэла Оргельса, призвала своего мужа и при всех просила его не оставлять племянницу ее сиротку Глюкхен, которую она вырастила в своем доме и которой тогда было лет 11–12.
Оба супруга очень любили девочку.
Фрау Бела просила мужа пообещать, чтобы душа ее могла отойти с миром, что ни на ком он не женится, кроме своей племянницы Глюкхен, дочери покойного Файбиша Коэна.
Что Баер Коэн и сделал, причем слезы лились у него из глаз, когда он дал руку своему свояку и раввину Оргельсу и принес торжественную клятву. Тогда жена его сказала, что теперь она может умереть спокойно, зная, что обеспечила судьбу своей Глюкхен. Но Б-гу известно, что не все происходит так, как планируем мы, смертные.
Было написано письмо брату Глюкхен Зелигу, жившему в Ганновере, которого супруги Коэны вырастили и женили на дочери богатого Герца Ганновера, извещавшее его, что тетка при смерти и хочет его повидать.
Тем временем лекарства сделали свое дело: из Белы излились воды, и мы думали, что это предвещает выздоровление. Но, увы, это только ускорило кончину. Когда прибыл Зелиг, ее племянник, состояние больной несколько улучшилось, но к исходу того же дня Б-г забрал ее к великому горю ее мужа, всех наших друзей и всей еврейской общины.
Она была мужественной и мудрой женщиной, умевшей управлять сердцем своего мужа. А что это дало ей?
Ничто не помогло – ни деньги, ни все ее добро, ни старания доброго мужа. Он поручил ученым в память о ней учить Талмуд, щедро раздавал милостыню, творил добрые дела, но, видимо, час ее пробил. С последней молитвой Рош а-Шона кому постановляется жить, будет жить, а кому выносится приговор умереть, умрет. Срок ее пребывания в этом мире истек.
Она умерла и была похоронена с почетом. Муж и друзья долго горевали по ней, а больше всех оплакивал ее мой родственник Аншел Вимпфен, его жена Мата, приходившаяся покойной племянницей, и брат Маты Реувен, который тоже воспитывался в доме Баера Коэна. Мата и Реувен приходились сиротке Глюкхен двоюродными братом и сестрой.
После семи дней траура их несколько утешила мысль, что дом Баера Коэна и впредь будет им не чужим, потому что он станет домом их близкой родственницы Глюкхен.
Они сразу начали настаивать, чтобы Баер Коэн публично огласил свое намерение жениться на их кузине Глюкхен, дабы брачные посредники перестали их осаждать. И правда, посредники не давали им покоя: ведь каждый отец, имея на руках дочь, не мог мечтать о лучшем, чем выдать дочь за богатого и ученого Баера Коэна.
Время от времени Баер Коэн успокаивал родных Глюкхен, однако уверял, что еще рано принимать какое-то решение. В конце концов он заявил, что такой брак невозможен: он-де вырастил Глюкхен как собственное дитя, под своей крышей, и всегда смотрел на нее как на дочь. Кроме того, он бездетный человек и уже не молод. Как же ему брать в жены девочку, которая еще по крайней мере несколько лет не сможет родить ему детей? А если он все же станет ждать, пока она достигнет совершеннолетия, доживет ли он до этого? И если доживет, то сможет ли выполнять супружеские обязанности?
Подобные разговоры сильно напугали всех друзей девочки. Они напомнили ему, что он обещал своей жене на смертном одре жениться на маленькой Глюкхен и поручился в том перед свидетелями.
На это он отвечал: «Все это так, но я дал слово лишь бы ее успокоить, сделать приятное. Кроме того, я был тогда настолько расстроен, что не сознавал, что говорю. Прошу вас, уговорите Глюкхен освободить меня от обещания, и я дам приданое, которое обеспечит ей мужа не менее достойного, чем я. А если вы боитесь, что дом мой станет чужим вам, скажите, нет ли в вашей семье другой девушки брачного возраста, и я возьму ее в жены, а в отношении Глюкхен выполню все, что обещал».
Но реб Аншел, фрау Мата и ее брат Реувен Ротшильд не хотели никого, кроме Глюкхен. Возможно, они понимали, что при всяком другом браке, даже с их родственницей, они потеряют свое влияние на Баера Коэна. А в то время все в доме делалось по их слову.
Моей дочке Фрейдхен было всего двенадцать лет, но для своих лет это была крупная девочка и несравненная красавица.
Тут мой брат Вольф приходит и говорит: «Что ты бездельничаешь? Баер Коэн не женится на Глюкхен! Давай-ка я предложу ему жениться на твоей Фрейдхен». Слова брата и насмешили, и рассердили меня. «Что это за разговор, – сказала я. – Неужели я стану между сироткой и ее женихом и помешаю ей выйти замуж!».
Но брат поклялся, что наверняка знает: Баер Коэн не женится на Глюкхен. Если же он не женится на моей дочке, то возьмет постороннюю женщину, и вся семья станет нам чужой. Ибо всякая с радостью соединится с Баером Коэном, самым превосходным человеком в мире.
Итак, брат отправился к Баеру Коэну и предложил этот брак. Тот ответил, что не видел мою дочь, но пусть это предложение обсудят с Аншелом Вимпфеном, с его женой Матой и братом ее Реувеном и, если возможно, уговорят их убедить Глюкхен освободить его от данного слова. Когда брат мой с ними заговорил на эту тему, они пришли в ярость, а фрау Мата даже сказала: «Я не допущу, чтобы он женился на Фрейдхен Гамельн. По мне, пусть лучше женится на совершенно чужой нам женщине».
Услышав это, я оставила всякие помыслы о таком браке.
Тем временем Баер Коэн поговорил с Глюкхен и попросил ее освободить его от данного слова. Он предложил ей княжеское приданое и сосватать любого молодого жениха, какой ей придется по вкусу. Но Глюкхен не желала ничего слышать!
Тогда он обратился письменно к нескольким раввинам, изложив обстоятельства и прося разрешения жениться на другой женщине. Ученнейший раввин из Альтенской ешивы ответил отказом, но, как рассказывают, другие раввины решили удовлетворить просьбу Баера Коэна.
Как бы ни желал Аншел Вимпфен женить его на Глюкхен, сейчас он убедился, что все попытки бесполезны. Оказалось, Баер Коэн давно уже мечтал жениться на дочери Тевеле Шифа, что вскоре и сделал. Через год она родила ему сына. Можете представить его радость!
Однако незадолго до этого внезапно умирает Аншел Вимпфен (в 1697 году).
Ложась спать, он чувствовал себя отлично, но не прошло и часа, как он отдал Б-гу свою чистую душу. Вся община оплакивала его смерть, ибо это был прекрасный, Б-гобоязненный человек.
Спустя полтора года после второй женитьбы Баера Коэна, когда я находилась на Лейпцигской ярмарке, стало известно, что его вторая жена серьезно больна, а со следующей почтой пришло известие о ее смерти. Вскоре после этого он женился на ее сестре.
Раввин Шмуэл Оргельс был причастен ко всей этой истории – его очень уважал Баер Коэн. Вскорости, вечером в пятницу, раввин Оргельс потерял сознание прямо в синагоге и тотчас умер.
Можете себе представить ужас, охвативший нашу общину. За короткое время умерли Аншел Вимпфен, раввин Шмуэл Оргельс и вторая жена Баера Коэна!
Одному Б-гу известно, имела ли какое-то отношение моя родственница Бела к смерти двух свидетелей нарушенного обещания. Я, как и все смертные, не могу судить о таких вещах. Нам остается только молиться Всемогущему Б-гу – да освятится имя Его, — чтобы он отвратил свой гнев от нас и от всего Израиля.
В конце концов, Баер Коэн нашел своей племяннице отличного жениха. Он выдал ее за сына богача Иегуды Берлина, и, как это известно всему миру, не обидел ни ее братьев, ни сестер.
Вся эта история не имеет прямого отношения к моей книге. Я рассказала ее, только чтобы показать непостоянство человеческой судьбы.
Кузина Бела перед смертью думала, что она на вершине человеческого счастья, да так оно и было по человеческим меркам! Она имела мужем Баера Коэна, великого знатока Талмуда, отпрыска племени священников, человека, происходившего из хорошей семьи, богатого, великодушного и доброжелательного. Они жили вместе счастливо и, хотя у нее не было собственных детей, рядом с ней были Глюкхен и Зелиг, дети Файбиша Коэна, которых Бела растила как родных.
Она думала только об их благополучии и дожила до помолвки Зелига с дочерью богача Гертца Ганновера. Я собственными ушами слышала от нее, что этот молодой человек обошелся ей в 15 с лишним тысяч рейхсталеров, и столько же она отложила для его сестры. Когда и та была помолвлена так, как она того желала, радость ее была неописуема.
В то время ее можно было считать самой именитой и самой уважаемой женщиной во всей Германии.
Но, увы, когда нитку натягивают до предела, она рвется! Так и Беле пришлось уйти от нас в расцвете лет, когда она была на вершине счастья.
И в когтях смерти она все еще хотела настоять на своем и думала, ей это удалось, но вышло иначе!
К чему же ей тогда были богатство и почет? Нет власти и у человека над днем смерти (Коэлес, 8:8). Ее подлинно смиренный дух и то добро, что делала она людям, останутся при ней, но это единственное, что из всех ее богатств при ней останется.
Примерно ей был 51 год. В приданое своему жениху она принесла мало денег – меньше 900 талеров, но Всевышний ее благословил. Б-г дал Баеру Коэну большое богатство, а также потомство, да сохранит его Г-сподь до прихода Мессии! Всевышний расширил его границы, ибо Баер Коэн был человеком большого сердца, каких теперь мало на белом свете.
Дорогие дети мои, бойтесь Б-га всем сердцем! Чего вы не получите на этом свете, Б-г даст вам в будущей жизни и во много раз больше, чем попросите, если только будете служить Б-гу всей душой и всем сердцем, это я часто говорила вам и больше уже не стану повторять…
