Глава VII
Я вышла из кареты возле дома зятя моего Мойше. Он в то время был в Париже, а с моей дочерью оставалась его мать.
Благородные дамы, которые выехали встречать нас, теперь с изысканными извинениями распрощались, поскольку приближалась Суббота. Я поблагодарила их за беспокойство насколько могла сердечней и насколько позволял мой немецкий язык.
Дочь приготовила мне суп, чтобы я поела, но на сердце у меня было так тяжело, что я сама удивлялась. Я приписала это утомлению от долгой дороги.
Спустя час прибыл мой жених в сопровождении богача Авроома Крумбаха. Они приветствовали меня, пробыли недолго и уехали.
Сначала я даже не знала, который из них мой жених, потому что никогда в жизни не видела ни того, ни другого, пока отец моего зятя Авроом Крумбах не сказал в шутку, что, дескать, пусть я не ошибаюсь и не принимаю его за жениха. Я ответила ему молчанием.
Наступила Суббота. Но я не пошла в синагогу. Зато пошла моя дочь – она, как скажет вам всякий, не пропускала ни одной службы в синагоге. Всюду о ней отзывались с величайшим уважением, и это было единственной моей радостью за все пребывание в Меце.
Во время молитвы пришли дети моего мужа, то есть мои падчерицы, и приветствовали меня.
Я сначала не поняла, кто это, рядом не было никого, кто представил бы мне их. Поэтому я сказала: «Не знаю, чему я обязана честью этого визита, ибо я здесь чужая и знакомых у меня нет».
На что одна из них, Генделе, ответила: «Разве вы нас не знаете? Сдается, вы будете нашей матерью». На что я отвечала: «Коли я стану вашей матерью, то вы станете моими детьми». Сказав еще несколько слов, поскольку служба в синагоге кончилась, они вежливо попрощались и ушли.
Когда Эстер, моя дочь, вместе с Ишайей Крумбахом вернулись из синагоги, мы сели за стол.
Во время обеда в дом пришел юный Авроом – он был чем-то вроде слуги или камердинера при моем будущем муже; пришел вместе с горничной, и они внесли два огромных раззолоченных подноса: один, с самыми изысканными сладостями, другой – с лучшими местными и заморскими фруктами, такими, как лимоны и португальские померанцы. Тут же были золотая цепочка с золотой же подвеской и два больших позолоченных бокала.
Это были мои «субботние фрукты» (подарок в честь Субботы), и, надо сказать, это был изысканный подарок!
Настроение у меня было подавленное, но я сказала себе: «Дай Б-г, чтобы конец был таким же хорошим, как начало». Увы, золотая цепь превратилась в железные кандалы…
Через час мой жених снова пришел ко мне, на этот раз с богачкой фрау Яхет, матерью моего зятя. Они просидели с нами тридцать минут и ушли домой.
Я видела, что все было поистине великолепно: все делалось с размахом и щедростью, мне следовало бы радоваться, а не туманиться печалью и дурными предчувствиями. Все вокруг завидовали мне и говорили, что, должно быть, я много добра делала в жизни, если мне достался столь замечательный и богатый муж.
И все-таки сердце мое не было спокойно, и как оказалось впоследствии, недаром!
В то же субботнее утро моя падчерица Фромет пригласила к себе мою дочь Мирьям и подарила ей в качестве «субботних фруктов» золотую цепочку. Все делалось по-благородному.
Письма, которые зять писал моей дочери из Парижа, были полны рекомендаций, предназначенных, чтобы обеспечить мне душевное спокойствие и радость. В каждой строчке сквозили любовь и преданность – все было, как должно! Но, как вы скоро увидите, любовь длилась «только до рассвета». Без сомнения, зять полагал, что сделал доброе дело, позаботившись обо мне.
Так прошла неделя – ничего примечательного не произошло…
