Глава ХII
В моем доме оставалось еще четверо непристроенных детей: сыновья Шмуэль и Мойше и дочери Фройдхен и Мирьям. Хотя мне самой делали много брачных предложений, которые могли принести богатство и почет, я думала, что моим детям не хочется, чтобы я вторично вышла замуж, и потому отказывала всем претендентам себе на горе, как будет видно в дальнейшем.
Тем временем мой сын Шмуэль вырос. Время от времени я брала его с собой на ярмарку в Брауншвайг. Его не влекли науки, поэтому я решила, что лучше всего будет приучить его к коммерческим делам. Другой мой сын, Мойше, напротив, имел склонность к наукам, и я отправила его во франкфуртскую ешиву, чтобы он изучал Талмуд. Вместе с ним я послала и Шмуэля с запасом товаров.
Пока Шмуэль торговал во Франкфурте, мой свояк Йосеф получил письмо от своего доброго друга бамбергского богача Мойше Брилина, в котором тот спрашивал совета относительно предложения выдать его дочь замуж за моего сына в Гамбурге.
Это письмо свояк получил в субботу и сразу же послал за мной. Я нашла его в саду с моей сестрой Элькеле.
Увидев меня, он закричал: «Мазл тов! (Поздравляю!) Твой сын Шмуэль помолвлен!» Я засмеялась и сказала: «Если так, то мне следует об этом знать».
Тут он показал мне письмо от Мойше Бамберга, который находился тогда в Вене, и еще одно письмо от венского ученого раввина Шимшона Вертгеймера с просьбой дать совет насчет все того же брака.
(Шимшон Вертгеймер из Вормса \1658-1724\ – финансист, поставщик двора Его Величества и придворный еврей Леопольда Первого Австрийского. Когда Опенгеймера не было в Вене, Вертгеймер представлял его интересы, а после его смерти стал вместо него придворным банкиром. Но, будучи умнее своего товарища, Вертгеймер не отдал взаймы большую часть своих прибылей австрийскому двору, а вложил их в землю и дома. Десять солдат стояли на страже возле его резиденции в Вене, и его современники прозвали его «еврейский кайзер». Он был большим знатоком Талмуда и способствовал строительству синагог в Австрийской империи. Двор присвоил ему титул главного раввина Венгрии, наделив соответствующими полномочиями. Он не только обеспечил хорошее приданое своему племяннику, помогавшему женить сына Глюкели, но сделал то же самое для императора Леопольда, выговорив приданое в один миллион флоринов у короля Польского, когда дочь его выходила замуж за свояка Леопольда.)
Прочтя это письмо, я сказала свояку: «Все же из этого не следует, что мой сын Шмуэль помолвлен». Он ответил: «Ручаюсь, что как только я отвечу на эти письма, твой сын будет обручен с дочерью Мойше Бамберга». А надо вам знать, что ученый главный раввин Шимшон был зятем Мойше Бамберга. Йосеф немедленно написал ему о моем Шмуэле. В ответном письме Шимшон просил, чтобы мой сын ехал в Вену и оставался с ним до самой свадьбы, которая должна была состояться двумя годами позже.
Стоит ли рассказывать о великолепных предложениях, которые делал мне ученый главный раввин Шимшон?
Он писал: «Для поддержания жизни послал меня Всесильный перед вами» (Брейшис, 95:5), заверяя, что с моим Шмуэлем и его братьями все будет хорошо. После того я получила много писем от богача рабби Шимшона, в которых он изъявлял мне самую горячую дружбу.
Мой сын Шмуэль, как я уже говорила, был на франкфуртской ярмарке; я написала ему, что подыскала невесту и что он уже помолвлен и велела после закрытия ярмарки ехать в Вену и оставаться там до самой свадьбы.
Ученый и богатый рабби Шимшон, приняв его с почетом, просил Шмуэла написать домой, что он всем доволен и что ему наняли учителя. Ибо сын мой Шмуэль был еще очень молод и по-детски неразумен. Рабби же Шимшон обращал на него мало внимания. Поэтому получилось, что за два года жизни в Вене сын мой промотал большую сумму денег.
Он, конечно, обо всем написал мне и просил ускорить свадьбу, потому что ему не хочется дольше задерживаться в Вене.
Но, поскольку его невеста была еще совсем девочкой, свадьба была отложена еще на год.
Свекор Мойше Бамберг тоже находился тогда в Вене и на мои повторные письма дал согласие, чтобы бракосочетание состоялось в Бамберге в первый день месяца Тамуз (июнь). Шмуэль писал мне, что он поселится у своего будущего свекра и просил меня так организовать дела, чтобы к назначенному сроку я оказалась в Бамберге.
Поскольку в любом случае мне следовало быть на Лейпцигской ярмарке, я решила оттуда проехать в Бамберг.
Тогда-то богатый главный раввин Шимшон и написал мне, что, учитывая недоброжелательство к евреям, вскипевшее в то время в Гамбурге, лучше немедленно после свадьбы прибыть в Вену и поселиться у него. Он предлагал мне две лучших комнаты в своем доме и говорил, что я смогу заниматься коммерцией, для чего и выслал «имперский паспорт», открывший мне все двери. Я устроила дела соответствующим образом и, рассчитывая перебраться в Вену, обратила 50 тысяч рейхсталеров в драгоценности, собираясь взять их с собой.
Однако «много замыслов в сердце человека, но сбудется только определенное Г-сподом».
Итак, я отправилась в Лейпциг с сыновьями Натаном и маленьким Мойше. По прибытии Натан получил письма из Гамбурга с просьбой сразу же после закрытия ярмарки вернуться домой, ибо дела требуют его присутствия. Вследствие этого мой отъезд в Вену задерживался, так как ехать без Натана я не хотела.
Отослав свои драгоценности с Натаном в Гамбург, я оставила только несколько вещиц на сумму в пару-другую тысяч рейхсталеров, а сама выехала в Бамберг с сыночком Мойше. Путешествие было нелегким, потому что для одинокой женщины с пятнадцатилетним сыном дорога была небезопасна. Но по любой дороге можно проехать при наличии денег, хотя это и обошлось мне в порядочную сумму.
К полуночи я прибыла в Бамберг. На следующее утро невеста и ее родители приветствовали меня. Как вы знаете, я полагала, что тут же состоится и свадьба – в первый день месяца Тамуз. Но произошло крупное недоразумение. Без моего ведома свояк Йосеф вписал в контракт о помолвке в качестве приданого жениха сумму в 5 тысяч талеров, тогда как у сына моего имелось не более 4 тысяч.
Мы узнали об этом еще в Гамбурге, и я тут же написала Шимшону Вертгеймеру, что цифра в 5 тысяч талеров ошибочна.
Он ответил, что это не имеет значения, пусть-де контракт останется как есть; то, что я предупредила его, делает мне честь, а на самой свадьбе об этом не будет сказано ни слова.
Однако Мойше Бамберг заговорил по-другому: он настаивал на выполнении условий, включенных в контракт, и ни о чем другом и слышать не хотел. Мы так повздорили, что свадьбу в назначенное время сыграть не удалось.
Мойше Бамберг немедленно написал в Вену, и Шимшон Вертгеймер разъяснил ему, что произошло недоразумение. До получения ответа Мойше Бамберг пытался выжать из меня все, что можно, но, убедившись, что выжать ничего не удастся, и письмо, полученное из Вены, полностью оправдывает меня, согласился сыграть свадьбу, которая и была отпразднована в середине Тамуза со всей пышностью и почестями, на которые мы, евреи, такие мастера.
На свадьбу были приглашены многие видные евреи этой провинции, среди них и два сына богача Шимшона Байерсдорфа, которые привезли с собой брачного посредника.
(Шимшон Байерсдорф умер в 1712 году. Происходил из Вены и был самым знаменитым из придворных евреев Кульмбаха-Байрейта. Будучи поставщиком маркграфа Христиана-Эрнста Бранденбург-Байрейтского, он был одним из самых влиятельных евреев в Южной Германии. Синагога, которую он построил в Байерсдорфе, сохранилась до 1938 года в неприкосновенности, со всеми занавесями и канделябрами.)
Еще в Гамбурге мне предлагали женить сына Мойше на дочери Шимшона из Байерсдорфа. Так как Байерсдорф был всего в 15 милях от Бамберга, я пообещала гамбургскому брачному посреднику, что после свадьбы мы с сыном проедем туда посмотреть на невесту и показать себя.
Со мной встретились два сына богача Шимшона Байерсдорфа (оба уже женатые) и сообщили, на какое приданое можно рассчитывать.
В ответ я сказала им, что после свадьбы мы поедем на экскурсию в Фёрт, а оттуда всего десять миль до Байерсдорфа. Тогда мы и поймем, как нам поступать. Ибо мой сын получал предложения как в Бамберге, так и в Фёрте. Итак, я договорилась с богатым Мойше Бамбергом, свекром моего сына Шмуэля, чтобы вместе съездить в Фёрт. Мы уже узнали, что нас ждет в Бамберге, и сейчас хотели разузнать о перспективах в Фёрте и Байерсдорфе.
В общем, Мойше Бамберг с супругой и я с сыном Мойше отправились в Фёрт. По дороге мы побывали в Байерсдорфе и повидали дочь рабби Шимшона. А он поглядел на моего сына, и оставалось только договориться по поводу тысячи талеров.
В Фёрте мы остались ночевать. Невозможно перечислить все почести, которыми нас осыпали. Самые уважаемые евреи фёртской общины вместе с женами пришли к нам в гостиницу и настойчиво приглашали к себе. Под конец мы сдались на уговоры родственника моего двоюродного брата Мордехая Коэна и поехали к нему: там нас ожидали самый радушный прием и самое изысканное угощение.
На следующее утро мы уехали из Фёрта, не придя ни к какому окончательному решению. По приезде в Бамберг я с сыном Мойше стала готовиться к возвращению домой.
Но брачный посредник, настоятельно предлагавший невесту из Байерсдорфа, хотя сам жил в Фёрте, не собирался покидать Бамберг и был очень заинтересован в том, чтобы добиться согласия на помолвку обеих сторон. Я сообщила ему о своем решении в выражениях, не оставлявших и тени сомнения: должно быть так и не иначе!
Наконец посредник сказал: «Вижу ясно, что вы не пойдете ни на какие уступки и твердо решили уехать. Прошу вас все же сделать мне одолжение – подождать до двух часов дня. Я написал письмо в Байерсдорф и уверен, что ответ поступит до этого времени и будет положительным! Если же к двум часам ответа не будет, не стану вас задерживать».
Так и порешили. Тем временем я принялась укладывать вещи. Сын Шмуэль и его свекор, богач Мойше Бамберг, собирались проводить нас с почетом.
Перед отъездом был сервирован обед, напоминавший пиры царя Соломона. Слов нет, чтобы описать, какой добрый и мудрый человек Мойше Бамберг и как радушно он встречает гостей!
Когда мы окончили есть и пить, часы уже пробили три. Никаких вестей из Байерсдорфа не поступило, поэтому вся наша компания тронулась в путь. К пяти часам мы выехали из Бамберга. Хотя Мойше Бамберг, ссылаясь на наступившие уже сумерки, просил меня остаться до следующего утра, я была решительно против дальнейших задержек, и мы отправились в путь.
Только покинули мы пределы города, видим, нас догоняет брачный посредник – небах! – и заклинает всеми святыми вернуться в Бамберг. Сыновья Шимшона Байерсдорфа, говорит он, прибыли в Бамберг и готовы принять ваши условия. Но я твердо решила не возвращаться.
Тогда Мойше Бамберг сказал мне: «Поглядите, вон виднеется деревня, в ней есть удобная гостиница. Уже стемнело, вряд ли мы сможем ехать дальше. Проведем ночь там. Если сыновья Шимшона Байерсдорфа захотят, они приедут сюда, и дело сладится к общему удовольствию».
Меня это устроило, и брачный посредник был вне себя от радости. Добившись того, что мы прервали путешествие, он повернул назад и поспешил в Бамберг.
Не прошло и часа, как в гостиницу прибыла внушительная компания: раввин Бамберга Мендл Ротшильд и сыновья Шимшона Байерсдорфа Лейб Бибер из Бамберга и его брат Вольф, оба достойные и очень состоятельные люди. (Сыновья Байерсдорфа позднее промотали семейное достояние и долго сидели в тюрьме по ложному обвинению, предъявленному им евреем-ренегатом.)
Короче говоря, обсуждать было в общем нечего, и договоры о помолвках были заключены. Отец облек сыновей надлежащими полномочиями, и они все подписали. Остаток вечера мы провели весело и радостно.
Самого же Шимшона Байерсдорфа в то время не было дома, а был он в Байрейте, куда поехал по вызову Его Высочества маркграфа, очень уважавшего его, – как известно, Шимшон был его «придворным евреем».
(Глюкель употребляет здесь широко распространенное выражение «придворный еврей» – то есть поставщик двора Его Высочества. Почти каждый король, принц, князь и герцог в Центральной Европе имел своего «придворного еврея» (хоф-юде), который пользовался полным доверием. Они поручали ему свои коммерческие дела. О его функциях и карьере писал в своем романе «Власть» Лион Фейхтвангер. Иегуда Берлин, Лефман Беренс, Шмуэль Опенгеймер, Шмуэль Леви и Шимшон Байерсдорф – все они были «придворными евреями».)
Сыновья Шимшона просили нас сделать им одолжение, а их отцу честь – посетить их в Байрейте. Поначалу сделать это показалось очень трудно, поскольку карета была нанята до Хальберштадта. Но, поговорив с возницей, мы предложили ему доплату в два талера, если он повезет нас через Байрейт, а оттуда через Наумбург, где в те дни была в полном разгаре ярмарка. Зекель Винер, бывший с нами, одобрил этот план.
Тут Мойше Бамберг сказал, что, дабы оказать мне услугу, он с удовольствием поедет в Байрейт. Я ни за что не хотела обременять его и с благодарностью отклонила предложение. Но в конце концов вышло так, что наша компания в полном составе направилась в Байрейт.
Там мы встретились с богатым и влиятельным Шимшоном Байерсдорфом, который был очень рад нашему приезду.
Правда, уже начался месяц Ав, что несколько омрачило наше праздничное настроение. Вечером нам подали весьма скудный ужин – большего было не достать. Но на следующий день Шимшон Байерсдорф послал людей за провизией, и они раздобыли разную превосходную рыбу и приготовили всякие другие постные блюда. (В течение первых восьми дней месяца Ав, за исключением Субботы, в знак траура не разрешается употреблять мясо и вино. На 9-й день месяца – один из самых строгих постов в году в память о двух разрушенных Храмах.) Я больше не могла задерживаться. Мой новый родственник обещал, что я смогу тронуться в путь не позже часа дня.
Так, пообедав, мы распрощались; я, сын Мойше и Зекель Винер сели в карету и со слезами, совершенно искренними, расстались с Мойше Бамбергом.
Мы благополучно прибыли в Гамбург, откуда выехали 12 недель назад и нашли моих детей и всю семью, слава Б-гу, в полном здравии.
