Книжка третья
Глава II
Примерно тогда же начались разговоры о Шабтае Цви (лже-Мессии). Горе нам, грешным, чего мы только ни слышали и почти поверили… Когда вспоминаю, в каком порыве каялись и молодые, и старики, то не нахожу слов. Но это известно всему миру!
О, Г-сподь Всемогущий, в надежде на Твое сострадание к Израилю и прощение мы уподобились женщине в родовых схватках, надеющейся, что за страдания она будет вознаграждена рождением ребенка, но оказалось, все было напрасно – «мы слушали ветер».
Так и по всему миру Твои дети раздирали одежды, раскаивались в грехах, молились и старались творить добро. На протяжении двух-трех лет Твой народ Израиль был как роженица, – увы, все впустую…
Мало того, что мы оказались недостойны видеть ребенка, о котором мечтали, возлагая на него все наши надежды, в конце концов мы остались одни, брошенные на произвол судьбы. И все же, Г-сподь мой и Б-г, Твой народ Израиль не отчаивается, веря, что в милосердии Ты его искупишь. И хотя искупление откладывается, я верю и надеюсь, что оно придет, когда будет на то Твоя святая воля. Ты не забудешь народ свой, народ Израиля!
Теперь я вернусь к дальнейшей истории моей жизни.
Глава III
Пока я оправлялась от родов, поползли слухи, что в Гамбурге – защити нас, Г-сподь! – отмечены случаи чумы. Эпидемия росла, и болезнь поразила три-четыре еврейских семейства. Почти все они умерли, и дома их стояли в запустении. Наступило время тяжких страданий и опустошений.
Большинство евреев бежало в Альтону.
Залогов у нас было на несколько тысяч рейхсталеров. В числе заложенных вещей были и не особенно ценные вещи на сумму всего 20–30 талеров, были стоимостью до ста – ведь когда имеешь ссудную кассу, нельзя отказывать никому, сколько бы ни стоил залог, будь то 10 рейсхталеров или всего 5 шиллингов. Когда в городе стала свирепствовать чума, нас постоянно осаждали клиенты. Хотя мы понимали, что, возможно, они уже носят бациллы чумы, но были обязаны разговаривать, чтобы по крайней мере вернуть выкупаемую вещь. Если бы, спасаясь от чумы, мы бежали в Альтону, они последовали бы за нами по пятам! Поэтому мы решили, взяв детей, уехать в Гаммельн, где жил мой отец.
Сразу же после праздника Йом Кипур мы выехали из Гамбурга и за день до праздника Кущей прибыли в Ганновер, где остановились у моего свояка Авраама Гамельна. Поскольку приближался праздник, мы решили пробыть здесь Святую неделю.
При мне были дочь Ципора, тогда четырех лет, двухлетний сын Натан и дочка Мата, крошечный, двухмесячный младенец.
Свояк Лейб Ганновер предложил, чтобы первые дни праздника мы провели в его доме, где размещалась и синагога. На второй день утром, когда муж находился наверху, в синагоге, а я еще в спальне одевала Ципору, то заметила, натягивая на нее одежду, что она морщится от боли. Я спросила: «Что с тобой, дитя мое?». «Мамочка, – отвечала она, – у меня что-то болит под мышкой!» Посмотрев, я увидела болячку. У мужа тоже была такая, и цирюльник в Ганновере просто залепил ее пластырем. Поэтому я сказала няне, которую привезла с собой: «Пойди к моему мужу, он наверху в синагоге, и спроси, кто тот цирюльник и где он живет. А потом отведи к нему девочку и пусть он налепит ей пластырь!» Ничего дурного я не предчувствовала.
Девушка поднялась наверх, нашла мужа и поговорила с ним. (Следует заметить, что прежде чем попасть на мужскую половину синагоги, надо пройти через женскую.)
Когда няня прошла мужскую часть, мои золовки Ента, Сулька и Эстер, сидевшие среди женщин, остановили ее и спросили: «Что ты делала на мужской половине?». Девушка простодушно ответила: «У нашей Ципоры болячка под мышкой, и я спросила хозяина, у которого тоже такая была, какой цирюльник его лечил, чтобы отвести к нему ребенка».
Женщины сразу всполошились: не только потому, что слабо разбирались в таких делах, но и потому, что заподозрили, как бы мы не привезли с собой из Гамбурга заразу, – и сразу стали совещаться, что делать.
Случилось разговор их услышать чужой женщине, старухе, приехавшей из Польши. Она сказала: «Не пугайтесь, уверяю вас, это пустяк! Мне приходилось иметь дело с такими болячками много раз, и, если хотите, я схожу вниз, осмотрю ребенка и сообщу вам, есть опасность или нет». Женщины успокоились и попросили ее немедленно осмотреть девочку, чтобы – упаси Б-же – ничем не рисковать.
Я ничего обо всем этом не знала и, когда ко мне пришла добрая старушка и спросила: «Где тут маленькая девочка?», я удивилась: «Почему вы спрашиваете?» – «Почему? Я лекарша и хочу полечить вашего ребенка. Не бойтесь, я вылечу ее в два счета!» Ничего не подозревая, я привела дочь. Старуха как взглянула на нее, так и бросилась со всех ног прочь.
Взбежав по лестнице, она закричала во весь голос: «Прочь! Прочь! Спасайтесь, кто может! В вашем доме чума! Девочка, которая живет внизу, больна чумой!» Можете себе представить, какая паника началась среди женщин, как завизжали эти трусихи!
Мужчины, женщины – все, кто был погружен в молитву, со всех ног бросились из синагоги.
Они схватили мою дочь и няню, вытолкали их за двери, и никто не посмел дать им приют. Нечего и говорить, в каком я была горе!
Я и плакала, и кричала. Я умоляла людей, ради всего святого, подумать, что они творят! «С ребенком ничего страшного, – уверяла я, – разве вы не видите, что девочка, слава Б-гу, здорова. Перед отъездом из Гамбурга у нее был гнойный прыщик на головке. Я помазала его мазью, а теперь такой же прыщик вскочил под мышкой. Смотрите, она ничуть не больна, поглядите: вот она играет на лужайке и с аппетитом ест булку с маслом».
Но тщетно! «Если до Его Высочества герцога дойдет, что в столице чума, горе нам!» – отвечали они. И та старуха сказала мне в лицо: она дает голову на отсечение, что ребенок заразен…
продолжение следует
