«Сегодня я пришла в класс, и кто-то опять написал на моей парте: «Гойка»»
18 января 1983 года
Дорогой дневник.
Какое путешествие! Мы все безумно устали. Я думала, что мы никогда сюда не доберемся, а теперь, когда мы уже на месте, не знаю, стоило ли нам вообще сюда приезжать. Во-первых, была страшная путаница с билетами: «Эль-Аль» бастовал, и нам пришлось лететь «Сабеной», а билеты должны были нас ждать е конторе Эль-Аль в Майами, и конечно, там понятия ни о чем не имели. Потом папа сделал кучу лихорадочных звонков, и билеты доставили специальной почтой к бабушке в Орландо всего за несколько часов до отлета. Мы полетели самолетом «Ти-Ви-Эй» из Майами в Нью-Йорк, в аэропорт имени Кеннеди, а там пересели на «Сабену», которая летела в Тель-Авив. В «Ти-Ви-Эй» нам заявили, что не могут перевезти наш багаж на «Сабену», но мама устроила ужасный шум, и тогда они согласились. По-моему, им просто стало нас жалко. Самолет должен был сделать остановку в Бельгии, всего на один час, но оказалось, что придется ждать целых шесть часов, потому что в Европе забастовали все диспетчеры. Такое наше счастье. Потом нас пересадили на другой самолет, тоже принадлежащий «Сабене» только намного меньше, с пропеллерами, а когда мы прилетели в аэропорт Бен-Гуриона, там была жуткая буря. Папа сидел возле окна над крылом, и туда ударила молния! Вот это было действительно страшно!
Когда мы прибыли, в Тель-Авиве и в Иерусалиме была настоящая метель. А еще говорят, что в Израиле никогда не бывает снега. Ха! Говорят, что такая метель — очень большая редкость. Конечно, — с нами всегда случаются всякие чудеса. Когда мы пошли получать багаж, оказалось, что половина наших чемоданов осталась в Бельгии. А потом нам еще пришлось просидеть целых два часа в аэропорту, пока Сохнут доставал машину, чтобы довезти нас до центра абсорбции.
В общем, мы прибыли туда поздно ночью, а всего провели в пути двадцать шесть часов подряд. Ну и снежище! Центр абсорбции в Гило выглядел, как космический корабль. Он как будто составлен из маленьких квартирок, похожих на цементные ящики, поставленные друг на друга и соединенные наружными лестницами. Ну и видик! Сохнутский водитель выбросил наши вещи прямо на улицу и был таков. Ну, спасибо тебе, подумала я, глядя ему вслед.
Наконец, мы нашли контору. Там сидел сторож, молодой парень из России. Когда мы объяснили, кто мы такие, он сказал, что нас ждали только через два дня. Но потом он все-таки нашел ключи и помог нам занести вещи в квартиру. Пришлось подниматься на тысячу ступенек, и все в снегу. В квартире всего две комнаты и жуткий холод. Прямо плакать хочется, так холодно! Мама засунула маленьких в спальные мешки, они так устали, что тут же заснули. Парень, который нам помогал, принес чайник и несколько пакетиков заварки, и мама сделала чай. У меня было ужасно тяжело на душе. Еще я увидела на дверях маленькую записку: Брухим а-баим. Это значит — добро пожаловать. Вот уж спасибо!
15 февраля 1983 года
Дорогой дневник.
Я пригласила нескольких своих одноклассников зайти ко мне в Гило, но они сказали, что очень заняты, и не пришли. В нашем центре абсорбции почти нет религиозных детей. Чуть не все — новые олим из Аргентины или из России. Можно себе представить, как мы общаемся — мой иврит и их английский! Есть несколько религиозных олим из Америки, но они намного моложе папы и мамы, а дети у них совсем маленькие. Я могла бы быть у них беби-ситтером! У меня появилась подруга. Ее зовут Сарра Басе. Она живет по соседству. Ее семья сделала алию четыре года назад, и она мне очень помогает.
14 марта 1983 года
Дорогой дневник.
Сегодня я пришла в класс, и кто-то опять написал на моей парте: «Гойка».
16 мая 1983 года
Дорогой дневник.
Сегодня я ходила на шук (рынок) покупать огурцы Я стояла рядом с лавкой резника. Там висели зарезанные курицы, их подвешивают вниз головой, за лапки. Тут подошла какая-то молодая женщина и попросила отвесить ей немного мяса. Мясник стал взвешивать, а она сказала, что это для нее слишком много. Он отрезал пару кусочков, а она опять сказала, что это слишком много. Тогда он разозлился и стал говорить очень грубо. Он сказал: «Что, ты совсем не кормишь своего мужа?» Тогда она стала плакать. Мясник спросил, почему она плачет, а она ответила: «У меня нет мужа, его убили в Ливане». Тогда мясник тоже стал плакать и ушел в заднюю комнату. Его напарник вышел и сказал, что у мясника только что умерла жена. Мне было их обоих ужасно жалко.
19 июля 1983 года
Дорогой дневник.
У меня ужасное настроение. Я хочу обратно домой, Сегодня отмечали Тиша бе-Ав, и возле Котеля, когда я молилась, на меня накричала какая-то женщина:
«Что ты тут делаешь?! Ты не настоящая еврейка, тебе не положено тут молиться!». Я страшно обиделась и не знала, что ответить. Самое ужасное, что никто не сказал, чтобы она прекратила кричать. Вообще никто за меня не заступился. Мама была далеко, и я чувствовала, что еще немного, и я заплачу. Почему они все ко мне пристают?
13 сентября 1983 года
Дорогой дневник.
Сегодня мы с Дворой Готтлиб пошли шлуг капорес (исполнять обряд Капарот) в Меа Шаарим. Никогда ничего подобного не видела! Цыплята были живые! Этот человек покрутил их над моей головой, потому что мне нельзя их трогать. Двора чуть не лопнула со смеха. Когда он крутил их в последний раз, я услышала, как рядом со мной один маленький мальчик спросил другого: «А что, разве в Китае тоже делают шлуг капорес?»
13 апреля 1984 года
Дорогой дневник.
Я хочу обратно в Америку. Там никто не таращит глаза на китайцев и не задает дурацких вопросов. Я понимаю, людям интересно, но ведь надоедает, когда к тебе каждый день пристают с одними и теми же вопросами, чаще всего — «Ты что, из Китая?». Нет, чтобы спросить вежливо: «Извините, вы, случайно, не китаянка?». Если бы меня спрашивали вежливо, я бы не так обижалась. А так я чувствую себя, как будто я пустое место. Стоит мне ответить, они тут же поворачиваются и уходят. И еще один вопрос: «Разве ты еврейка?». Ну, я, конечно, отвечаю. А есть такие, которые начинают задавать всякие личные вопросы и никак не хотят отцепиться. Я уже знаю, как им отвечать. Меня спрашивают: «Ты откуда?» — а я говорю: «Я из Америки» — они ведь не спрашивают, где я родилась, верно? Я им специально так отвечаю, пусть поломают голову.
Барух а-Шем, у меня есть замечательные друзья. Они готовы за меня в огонь и воду. Они всегда на моей стороне, что бы ни случилось. И они меня утешают, когда мне уже совсем плохо. Они говорят, что я такая же, как все, а вовсе не какой-нибудь урод в цирке. Я просто не знаю, как бы я была без них. Ужасно трудно. А взрослые говорят, что это пройдет. Ха, хотела бы я посмотреть!
15 апреля 1984 года
Дорогой дневник.
Странные люди есть на этом свете! Вчера подошел ко мне какой-то человек и ни с того ни с сего стал рассказывать всю свою жизнь. Ну, этого я никогда не забуду! Он увидел, что я китаянка, и начал рассказывать, какие у него были «приключения» в Китае. Я сказала что-то вроде: «Это ужасно интересно, но вы извините, я спешу — пока!». И еще он пытался что-то бормотать по-китайски, а я по-китайски совсем не понимаю.
24 апреля 1984 года
Дорогой дневник.
Оказывается, нормальные добрые люди тоже есть на этом свете. Вчера вечером ко мне подошел другой человек и очень вежливо спросил, как куда-то пройти. Ну, я его отвела. По пути он опять-таки очень вежливо говорит: «Извините, что я спрашиваю, но…» — и конечно то же самое: «Вы из Китая?». А потом: «Простите пожалуйста, но разве вы еврейка?». Я сказала, что да, и он прямо весь покраснел от смущения. И все время извинялся! Я сказала, что это ничего, что меня все об этом спрашивают, а он все равно просил прощения. Мне даже стало его жалко. Он совсем смутился, мне пришлось, наверное, миллион раз сказать, что я на него не обижаюсь. Потому что бывает любопытство вежливое, а бывает грубое. И мне приятно, когда ко мне относятся, как к человеку, а не как к машине, которая отвечает на вопросы.
4 июня 1984 года
Дорогой дневник.
Сегодня у сестры Хавивы Сасловой была бат-мицва, и мне впервые в жизни сделали предложение! Шел дождь, поэтому я взяла такси из Байит Вагана (это район, где мы теперь живем). По пути у меня был очень интересный разговор с водителем. Он стал задавать обычные вопросы, а потом мы стали спорить о идишкайте и о религии, и вдруг он сказал: «Скажи, а если я стану религиозным, ты выйдешь за меня замуж?» Я говорю: «Что?». Потому что я подумала, что он сказал что-то другое — мой иврит еще далеко не блестящий. Тогда он повторил, и я поняла, что он действительно сделал мне предложение! Я сказала: «Я, конечно, буду очень рада, если ты станешь религиозным и все такое, но замуж за тебя я не выйду.» А он сказал «Послушай, а если я пойду в ешиву для баалей тшува и одену кипу — ты согласишься?». А я сказала: «Это просто замечательно, пожалуйста, поступи в ешиву одень кипу и стань религиозным, только я все равно за тебя не выйду.»
Барух а-Шем, мы наконец-то приехали в гостиницу где была бат-мицва, я расплатилась, сказала ему «спасибо» и пожелала всего хорошего. Он тоже сказал мне «спасибо», и, что, может быть, мы еще встретимся как-нибудь в Байит Вагане. Только этого мне недоставало!
20 октября 1984 года. Моцаэй шабат (исход субботы)
Дорогой дневник.
Я не хочу, чтобы люди ходили вокруг меня на цыпочках и боялись даже словом обмолвиться при мне с Китае или о китайцах, как вчера вечером в доме Юдит. К ней приехала тетя из Америки, а ее сестра Шошана вытирала посуду и нечаянно все уронила. Тогда тетя сказала: «Отлично, Шошана. Знаете, в Китае…» — она начала рассказывать анекдот, но тут же спохватилась и прикусила язык. Я сначала даже не поняла, что это она из-за меня. Ну, я ушла, конечно, но мне ужасно хотелось узнать, как кончается этот анекдот, поэтому на следующий день, то есть сегодня, я спросила Юдит, а она даже не помнила, пришлось ей спросить у тети. Оказалось, совсем не смешно, просто один у другого спрашивает: «Знаешь, как китайцы выбирают имена для своих детей? Они роняют на пол ложку, и какой звук услышат: “Дзинь”, например, — таким именем и называют ребенка!»
4 ноября 1984 года
Дорогой дневник.
Сегодня я ужасно разозлилась. Я обычно сдерживаюсь, даже когда внутри вся киплю, но сегодня я не выдержала. Я ехала двадцать первым автобусом с центральной автобусной станции в Байит Ваган. Там были трое подростков, лет четырнадцати-пятнадцати, и они все время отпускали шуточки насчет эфиопской девочки, которая сидела перед ними. Она была примерно моего возраста. Они говорили вслух, обзывали ее всякими гадкими прозвищами и все время над ней насмехались.
Я стала как бешеная. Я-то к таким вещам уже привыкла, но эта девочка, наверное, только что приехала в Израиль, и это отвратительно — так обращаться новенькими! Я взяла и подошла к этим подросткам — там было двое мальчишек и одна девчонка — и стала орать на них на иврите, — да-да, на иврите! — что у нас есть такое же право на Израиль, как у них, и даже если я из Китая, а она из Африки, Израиль все равно такой же наш дом, как и их! И если бы они дали себе труд заглянуть в Хумаш, они бы увидели, что в Сефер Шмот есть Парашат Мишпатим, где говорится: «Не обижай чужеземца» — и Раши объясняет, что это значит, что нельзя обижать любого человека из другой страны «потому что все мы были чужеземцами в стране Египетской». Они так удивились, что китаянка кричит на них на иврите, а может, мои слова тоже до них дошли, во всяком случае, они замолчали и всю остальную дорогу ехали тихо. Моя подруга Эппи, которая ехала со мной, сказала потом, что она мною гордится.
20 мая 1985 года
Дорогой дневник.
Сегодня, когда я шла из школы, эти ребята, которые вчера меня толкали, снова стали ко мне приставать, только еще хуже. Они бросили в меня сырое яйцо, но я увернулась, и оно попало в Хавиву Саслову, которая стояла как раз за мной! Шифра Куби от испуга захихикала, а я почувствовала себя ужасно! Из-за меня Хавиву всю вымазали! У нее яйцо текло по голове и по подбородку прямо на пальто. Если бы она не шла со мной, с ней бы никогда ничего такого не случилось. Но она такой друг, такой друг — она все постаралась превратить в шутку, чтобы я не переживала: «Знаешь, в журнале для женщин пишут, что сырое яйцо очень полезно для волос.» Мы все кисло рассмеялись. Мы побежали назад в школу, но там никого не было, поэтому мы поехали автобусом на центральную станцию — совершенно пустая трата денег, ведь всего одна остановка! В автобусе все смотрели на Хавиву, как будто она сумасшедшая. Мы с Шифрой вытерли ее в туалете бумажными салфетками.
Моцаэй Шавуот, 1985
Дорогой дневник.
Мириам и Нуми зашли за мной в четверть четвертого утра, чтобы вместе идти к Котелю. Мы пошли мимо женского колледжа Михлала. Пока мы шли до Михлалы, нас уже стало двадцать пять! Потом мы начали спускаться по крутым ступенькам в долину, и нас уже стало пятьдесят и с каждой минутой становилось все больше и больше. Когда мы проходили через арабский шук, нас уже было, я думаю, тысячи! Около Котеля все было буквально забито людьми. Молиться было еще рано, поэтому бахурим из ешивы начали петь и танцевать хору. Это было очень красиво. Пока я читала утреннюю молитву, стало светать, и Котель весь как будто вспыхнул от света. Это был день, когда а-Шем дал нам Тору. Я чувствовала необычайную гордость о того, что я тоже принадлежу к Клаль Исраэль.
13 марта 1986 года
Дорогой дневник.
У Нуми родители уехали в Англию, и я перебралась на время к ней в пустую квартиру, поэтому она попросила меня пойти с ней к ее бабушке и дедушке, рабби и г-же Сильвер, на улицу Михлин. Она хотела одолжить бабушки фен. Я их хорошо знаю, поэтому сразу согласилась. Мы пришли к ним и пошли на кухню помогать мыть посуду, и тут кто-то позвонил в дверь, и бабушка Нуми попросила меня открыть. Я открыла, а там двое сефардских бахурим. Они, конечно, немножечко обалдели, когда увидели меня, и сказали: «Цдака». Я сказала: «Подождите минутку» — и пошла на кухню сказать, что там пришли собирать деньги на бедных. Рабби Сильвер дал мне мелочь, чтобы я отнесла ребятам Они сказали: «Спасибо» — и ушли.
Минут через двадцать мы с Нуми пошли к ней домой на улицу Узиэль. Не успели мы прийти, как в дверь позвонили. Я была ближе к дверям, открыла и кого ж я увидела? Конечно, тех самых сефардских ребят, у них глаза полезли на лоб, когда они меня опять увидели, но они сдержались и опять сказали: «Цдака». «Подождите минутку», — сказала я, взяла у Нуми деньги и дала им. Они опять сказали: «Спасибо» — ушли.
Потом я сказала Нуми, что пойду домой делать уроки. Не успела я раздеться — опять звонок. Те же самые бахурим! Только на этот раз у них глаза на самом деле чуть не повылазили, и даже челюсти слегка отвалились. Но они держались молодцом: опять сказали свое «Цдака» — и больше ничего. Я полезла в кошелек и дала им два шекеля. Они даже «спасибо» не сказали; наверно, забыли от удивления. Они только шли и головами качали. Они, наверное, никогда раньше не видели китаянок, а тут сразу три (или одна, смотря с какой стороны посмотреть). Они, наверно, подумали, что это три китайских близнеца!
10 мая 1986 года
Дорогой дневник.
Ужасно неловко получилось! Мы пошли в китайский ресторан Глат кошер. Нас очень вкусно накормили. Мне понадобилось в туалет, а когда я возвращалась оттуда, какой-то человек подозвал меня к столику и протянул мне свой счет и кучу шекелей. Я подумала: такая куча денег — за что это мне? А потом сообразила, что он просто принял меня за официантку — ресторан-то китайский! Пришлось объяснить ему, что я не официантка. Но все равно я отнесла его счет и деньги.
1 сентября 1986 года
Дорогой дневник.
Сегодняшний день меня окончательно доканал. Сегодня начало занятий в нашем учительском колледж Бвйт Яаков (неофициально — Бейт Яаков для старшеклассниц).
Я очень нервничала, потому что там было очень много девочек, а я абсолютно никого не знала и чувствовала себя потерянной в этой громадной толпе. Потом, наконец, я увидела девочек, которых знала по Байит Вагану. Они мне помахали, чтобы я шла к ним Я была им очень благодарна, потому что теперь был хоть за кого держаться. Потому что сколько же может человек смотреть на свои часы, верно? Мама родная как на меня все таращились! Я ужасно беспокоилась как меня примут.
В зале набралось не меньше тысячи девчонок. Все ждали, пока назовут их имена и разделят по классам Моих подружек всех вызвали, а меня нет. Наконец, я осталась в зале совсем одна. Эта женщина, которая всех вызывала, уже хотела ко мне подойти и спросить что я тут делаю, но тут прибежала Браха Поллак и сказала, что учитель в ее классе прочел список, и там есть мое имя! Просто они в суматохе забыли вписать меня главный список. Какое счастье! Я от всей души поблагодарила Всевышнего, что Он послал мне подружек не оставил меня одну.
Когда я шла в класс, я мысленно готовилась, что сейчас на меня все будут смотреть и задавать вопросы
Но никто на меня не смотрел, и никто ничего у меня не спрашивал! Вот так начался мой новый школьный год.
13 октября 1986 года
Дорогой дневник.
Заниматься очень трудно. Самая главная проблема — язык. Мне иногда просто хочется махнуть рукой. Но у меня есть в школе очень хорошая подруга из Америки, Тоби Фридлендер, она живет в Геуле и всегда мне помогает перед контрольными. Она готовит со мной уроки и переводит для меня вопросы из контрольной, даже за счет своего времени. Я бы никогда не написала контрольные, если бы не она.
29 октября 1986 года
Дорогой дневник.
Сегодня произошла очень смешная история. Мы с Мириам Гейслер возвращались на автобусе с Симхат Бейт а-Шоэва. Напротив нас сидели три маленьких хасидика лет шести. Они сначала разговаривали между собой, а потом один из них поднял глаза и (как обычно) начал таращиться на меня. Другой повернулся посмотреть, чего он таращится, и теперь перед нами было уже два хасидише кинделе, которые таращились на меня в полном обалдении. Потом третий заметил, что эти двое его не слушают, и он вроде как говорит сам с собой, и их стало уже трое — три хасидише кинделе с вытаращенными от удивления глазами. Один спросил: «Меир, как ты думаешь, она китаянка?». Тот стал было говорить: «Нет» — но тут Мириам сказала, вроде бы обращаясь ко мне, но вслух, так что они услышали «Вы, бараны, никакая она не китаянка, она еврейка»; — и этот Меир договорил: “Нет, она еврейка”. Тот третий хасидик сказал: “По-моему, она сефардка”. А второй: “Может быть, она ашкеназка?” (а ведь я действительно ашкеназка). Третий ответил: “Да нет, разве не видишь, она китайская еврейская сефардка”. Мы с Мириам чуть не лопнули со смеха, а они никак не могли понять, что тут смешного. Так что теперь я могу официально называться “Китайская сефардская еврейка”!!»
3 января 1987 года, Моцаэй шабат
Дорогой дневник.
Со мной приключилась ужасно неприятная история! Как говорит моя подруга Эппи — вечно со мной приключается что-то особенное! Я пошла в Меа Шаарим покупать иголки. Я вошла в магазин и попросила махатоним. На иврите иголки — махатим, и я просто перепутала два слова. Хозяин посмотрел на меня, как будто я сумасшедшая, и попросил повторить. Я говорю: махатоним (на иврите — свахи). Он говорит: «Слушай если тебе нужны махатоним, то ты не туда попала. Ты думаешь, я шадхан (занимаюсь сватовством)? Если тебе нужны махатоним, поднимись наверх, к госпоже Сегал, она как раз этим и занимается». Я подумала: «Ой-ваа-вой, мне совсем не нужна сваха, мне нужны иголки!» Пришлось мне ему сказать, что мне нужны те махатоним, которые лежат у него на витрине. Ну, тут он уже совсем убедился, что я идиотка. «Ты видела махатоним у меня на витрине? А ну, покажи!» Я показала. «Ах, махатим?! Так бы сразу и сказала!»
18 мая 1987 года
Дорогой дневник.
Сегодня я ехала из школы домой на тридцать девятом автобусе с Брахой Поллак. Мама родная, ну и толпища — я еле влезла! Нашла щелочку между дверью и креслом водителя и втиснулась. Повернуться — и то невозможно. И надо же — водитель оказался совершенно чокнутый на азиатах. Он тоже принял меня за японку, как многие.«Япанит, — говорит он мне, — ат коль ках яфа. (Японочка — ты такая хорошенькая!)» Ну, я сразу приняла свою обычную защитную стойку: не обращать внимания! отвернуться! отойти! Но отойти я никак не могла — даже отодвинуться было невозможно, не то что отойти. Но это еще были цветочки. Он сначала только таращился и задавал всякие глупые вопросы, как обычно. Но потом он стал за мной ухаживать по-настоящему! Он стал мне петь серенады и арии из опер!! Я даже не знаю, что он там пел. Наверно, из Моцарта. Или из Верди. Или из Пуччини. Все равно, это было просто ужасно. Если бы можно было просверлить дырку в полу и провалиться в нее, я бы так и сделала. Браха смеялась, как сумасшедшая. Я видела, что все мои знакомые из нашего квартала на меня смотрят. Они никак не могли понять, что тут происходит. Мама родная, ну и ситуация!
Наконец, подъехали к нашей остановке. Я вся кипела. Я в таких случаях обычно ничего не говорю, ж тут я ему сказала таким надменным тоном: «К вашему сведению, я не японка, а китаянка». Но он меня даже не услышал! Я пошла по улице Писга, смотрю — он ведет автобус рядом со мной, очень медленно, и кричит через открытую дверь: «Что? Что ты сказала?!» Хуже некуда. Только представить себе — автобус, который едет за тобой по улице! Ну, потом он все-таки отстал. Так что мне урок: с такими типами никогда не стоит вступать в разговоры!
П.С. Вечером папа сказал, что господин Гольдштейн, который возвращался с урока даф йоми, тоже ехал в этом автобусе и слышал, как этот водитель пел мне серенады. На последней остановке, когда все вышли, и водитель остался один, господин Гольдштейн к нему подошел и сказал, что я живу в этом квартале, что у меня особенная история, и поэтому меня огорчает и выводит из себя, когда окружающие начинают обращать на меня внимание. А водитель сказал: «Во как? Я не знал. Пожалуйста, передайте ей, что я прошу прощения.» Это очень мило со стороны господина Гольдштейна. У меня сразу стало легче на душе. Может, мне стоит почитать что-нибудь про оперу?
24 августа 1987 года
Дорогой дневник.
Угадай, что произошло!!! Моя самая, самая лучшая подруга — да, да, Эппи Толедано — выходит замуж! Я так волнуюсь! Конечно, я-то знала с самого начала, что они поженятся — достаточно было на них посмотреть, чтобы сразу догадаться!!
Его зовут Джеймс Ласри, и ему двадцать лет. «Ворт» был 23 августа. Все прошло отлично, и Эппи выглядела просто сногсшибательно. Мы все время обнимались и подмигивали друг другу.
Я так волнуюсь, что ничего больше не могу писать!
25 августа 1987 года
Дорогой дневник.
Теперь я уже успокоилась, и мне нужно много всего записать. Я так волновалась, что готова была кричать на весь мир. Я знала об обручении уже за два месяца, еще когда это было неофициально. Так что мне, с моим ротиком, было очень трудно удержаться. Но я молчала целых восемь недель и шесть дней! Ну, зато теперь я дала!! Я действительно кричу на весь мир!
Но на самом деле меня это немножко пугает, потому что это значит, что мы становимся старше. То есть, я имею в виду, что мы уже больше не дети. Мы выросли. Так странно, что твоя лучшая подруга — та девочка, с которой ты столько пережила, с которой вы целые ночи подряд смеялись и, вообще, все, ну, буквально все делали вместе, — теперь уже невеста. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Но все равно, я желаю ей и Джемми хорошей счастливой семейной жизни, много «нахес» и кучу детей, чтобы они выросли настоящими бней Тора и бнот Исраэль.
26 августа 1987 года
Дорогой дневник.
Я вся киплю от возмущения. Как эти люди любят болтать языками! Лишь бы болтать! Если тебе не о чем говорить, займись Торой!
Я так злюсь, потому что у нас в Байит Вагане все только и знают, что чешут языками по поводу Эппи — какая она чокнутая, что обручается в шестнадцать лет, а в день свадьбы — Б-г даст, это должно произойти 29 ноября — ей будет всего шестнадцать с половиной. Это меня ужасно возмущает, потому что Эппи совсем расстроилась от таких разговоров. Я с самого начала знала, что люди будут чесать языками. Но я не хотела ей говорить! Я знала, что она расстроится.
То есть, я хочу сказать, что одно дело, когда говорят, будто меня нашли в мусорном ящике или в свертке, подброшенном к дверям нашего дома, или на каких-то раскопках, где работал мой отец — как будто он археолог, а не социолог! (И вообще, тогда мне бы было пять тысяч лет, а не пятнадцать с половиной!) Или что лежала на рельсах, и отец прыгнул прямо под поезд, чтобы меня спасти. (Этот вариант папе нравится больше всего.) То есть, я хочу сказать, какие только глупости люди не выдумывают! Но это я сейчас так говорю, а раньше я, конечно, так не думала. Раньше меня это очень обижало. Да, я забыла еще одну глупость — будто я жила у христианских миссионеров (моих родителей), и они, вроде бы, пытались обратить меня в свою веру.
Ужасно возмущают все эти сплетни. Люди просто не отдают себе отчета, как они портят другим жизнь.
8 ноября 1987 года
Дорогой дневник.
Сегодня, когда мой братик Давид (ему уже семь с половиной лет!) укладывался спать, у нас произошел забавный разговор. Он вдруг сказал: «Двора, а где твоя настоящая мама?»
Я говорю: «Не знаю».
Давид: «Совсем-совсем не знаешь?»
Я: «Совсем.»
Давид: «Твоя мама сейчас — это моя мама, да?»
Я: «Да.»
Давид: «Наверно, твоя настоящая мама не имела денег, чтобы тебя воспитывать?»
Я: «Наверно.»
Давид: «А это правда, что тебя нашли на вокзальной скамейке?»
Я: «Правда.»
Давид: «Знаешь, откуда я знаю?»
Я: «Откуда?»
Давид: «Мне ребята сказали!»
18 ноября 1986 года
Дорогой дневник.
Сегодня моя близкая и хорошая подруга рассказала мне, что ее кто-то спросил по секрету, почему я не хочу сделать пластическую операцию лица. А она решила спросить у меня. Я знаю, что она не со зла, потому что мы с ней хорошие подруги и все обсуждаем вместе. Просто ей любопытно. Поэтому я сказала, что с Б-жьей помощью, когда я вырасту и выйду замуж и меня будут дети, они все будут выглядеть как китайцы. А она сказала, что это вовсе не обязательно, и она права, потому что я знаю одну девочку, у которой мать японка, но, глядя на нее, этого никогда не скажешь. Вообще, зачем это нужно, чтобы врачи что-то делали с твоими глазами?! Но на самом деле главное — это, что а-Шем сделал меня такой, какая я есть, и не мне решать, как я должна выглядеть. Барух а-Шем, я выгляжу вполне нормально, с какой стати я должна делать пластическую операцию? Какой меня сделал а-Шем, такой я и останусь!!
продолжение следует
