««Здесь говорится, что Вэнь Ю-Бинг родилась 6 мая 1972 года в Тайпее, на Тайване, в Китайской республике. К сожалению, в справке из приюта девочка названа Ю-Бинг, поэтому изменить имя в сертификате о рождении невозможно.»»
ВОСЬМОГО МАЯ, через два дня после того, как я нашел ребенка, я отправился в американское посольство, надеясь выяснить, что требуется, чтобы забрать девочку с нами в Соединенные Штаты.
Сначала мы планировали покинуть Тайвань в конце июня, так что времени оставалось в обрез, и мне не терпелось побыстрее покончить с неизбежной бумажной волокитой. Однако сотрудник посольства объяснил мне, что для получения визы нужно проделать целый ряд предварительных шагов, причем весь этот «процесс» нельзя начать, пока не будут представлены документы, подтверждающие, что мы удочерили ребенка в полном соответствии с китайскими законами.
Из посольства я отправился к знакомому адвокату, чтобы выяснить у него, в чем состоит китайская процедура официального удочерения.
Он сказал, что я должен представить в тайпейский центральный суд сертификат о рождении ребенка вместе с заявлением его родителей о том, что они не возражают против удочерения, а также справку о выдаче ребенка из приюта. Если все бумаги будут в порядке, суд выдаст мне официальную справку об удочерении.
Тем же вечером я вернулся в церковь на улице Чунг Хуа. Достопочтенного Вэня я снова застал в его кабинете. Он оторвался от своих бумаг и первым делом осведомился, принес ли я остаток своего «пожертвования».
«Я сделаю это в ближайшие день-два, — сказал я. — Сейчас мне необходимо быстро покончить с процедурой удочерения. Мне нужен сертификат о рождении девочки и справка о ее освобождении из вашего приюта.»
Я полагал, что он начнет препираться, но вместо этого он попросту достал из ящика стола свой письменный прибор, набросал коротенькое письмо и протянул его мне.
«Вот вам справка об освобождении из приюта, — произнес он тем равнодушным, неторопливым тоном, который так меня раздражал. — А что касается сертификата, то, поскольку девочка была найдена на вокзале, вы должны обратиться в привокзальную полицию.
Там вам дадут письмо, на основании которого соответствующее правительственное учреждение составит сертификат о рождении.»
Потом он поднял на меня свой блеклый взгляд:
«Постарайтесь принести остаток пожертвования завтра утром.»
Это звучало скорее как приказ, чем как просьба. Атмосфера в комнате стала явно неприветливой.
«Как только я получу бумаги из суда, — заверил я достопочтенного Вэня, — я с радостью улажу вопрос о пожертвовании.»
Мой ответ его, по-видимому, не очень-то обрадовал, но он лишь слегка кивнул головой и снова углубился в свои бумаги.
Сунув письмо в карман, я торопливо вышел из полутемного кабинета, с его гнетущей атмосферой, на пахнущий весенними цветами воздух церковного двора.
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО, точно в восемь, я уже сидел в привокзальном полицейском участке, через стол от подтянутого, аккуратного лейтенанта Ли. На сей раз он, отбросив обычную настороженность, с любопытством расспросил меня обо всем, что случилось после нашей недавней встречи. Наш выбор имени для девочки заставил его улыбнуться. Он сам предложил мне свою помощь в получении необходимого сертификата.
«Но как выяснить, есть ли у девочки родственники и не хотят ли они взять ее к себе?» — спросил я.
Ли подвинул ко мне лежавшую на столе газету и указал на колонку местных новостей на второй странице.
«Здесь сообщается, что на вокзале была найдена подброшенная девочка, — сказал он, отчеркивая пальцем соответствующее объявление. — Всех, кто знает что-либо о ребенке или состоит с ним в родстве, просят немедленно связаться с вокзальной полицией. Это стандартная процедура в таких случаях.»
От его слов у меня по спине поползли мурашки. Я вдруг подумал, что Хсин-Мей могла быть подброшена не ее родителями, а служанкой. Записка в кофте, которой она была обернута, не имела подписи. Кроме того, даже если ее подбросила родная мать, то, прочитав объявление, она могла передумать и вернуться за ребенком. Видимо, мне следовало приготовиться и к такой возможности, — во всяком случае, процесс удочерения вряд ли мог пройти так же быстро и гладко, как получение самой Хсин-Мей из приюта.
Но за три дня, прошедшие с того момента, как я ее нашел, Хсин-Мей успела стать неотъемлемой частью нашего существования. Перспектива потерять ее меня напугала.
Я откашлялся и самым небрежным тоном спросил лейтенанта:
«И что, кто-нибудь уже отозвался?»
Лейтенант снял очки и мягко ответил:
«Пока никто.»
Мы замолчали, обдумывая эти слова и заговорщически глядя друг на друга. Потом Ли решительно поднялся со стула, сунул в конверт какие-то бумаги и невозмутимо предложил:
«Давайте попытаемся получить сертификат о рождении.»
Мы вышли из его крохотного офиса и сразу погрузились в деловитую суматоху огромного вокзала.
«Моя машина припаркована за углом, чуть ниже на этой же улице», — сказал он, пока мы прокладывали себе путь среди мечущихся пассажиров, продавцов и носильщиков.
Яркий солнечный свет показался мне приветливым и теплым после сумрачно освещенного вокзала. Улица была забита людьми. На тротуаре едва хватало места для прохожих и всевозможных пакетов и свертков, которые они тащили с собой.
Толпа лилась непрерывным потоком, унося нас с собой по улицам Тайпея. С большими усилиями нам удалось добраться до машины лейтенанта.
ЗА РУЛЕМ Ли был столь же эффектен, как и за своим рабочим столом. Он искусно маневрировал в лабиринте узеньких улочек и переулков, которые вели к зданию правительственной Службы Регистрации — простому двухэтажному сооружению, неотличимому от окружавших его домов.
Обратившись в первое же окошко, Ли объяснил, по какому делу мы явились, и нас сразу же провели в маленькую приемную. Молоденькая девушка поставила перед нами два стакана чая.
Минут десять спустя нас впустили в большую комнату с высоким потолком и направили к столику, находившемуся в ее левом углу. Чиновник, сидевший за столом, опять предложил нам стакан чая. Ли снова объяснил причину нашего визита. Чиновник углубился в бумаги, принесенные лейтенантом. Потом он поднялся и предложил нам проследовать за ним к другому столику, чуть побольше, находившемуся в правом углу комнаты.
Не успели мы усесться, как перед нами появились два очередных стакана чая. На сей раз чиновник извинился и, встав из-за стола, направился к двери, которая через противоположную стену комнаты вела в какой-то особый офис. Он постучал в дверь, исчез за ней и появился минут через пять. Затем он попросил нас проследовать за ним к директору.
В кабинете директора чай подавали в разукрашенных фарфоровых чашечках вместо простых стаканов. Мы явно делали успехи.
Ли о чем-то быстро говорил с директором, который время от времени бросал на меня заинтересованные взгляды. Поскольку я не мог разобрать их быструю речь, мне оставалось только сидеть, нервно ерзая на стуле, и прихлебывать ароматный зеленый чай из своей чашечки. Наконец директор потянулся к своему телефону и отдал какие-то распоряжения.
Повинуясь сигналу лейтенанта, я поднялся и слегка поклонился в сторону директора, выражая этим свою признательность за его помощь и доброту.
На обратном пути мы ненадолго задержались у высокой стойки, чтобы получить у стоявшей за ней чиновницы сертификат и две его копии. Ли внимательно прочитал документ и затем объяснил:
«Здесь говорится, что Вэнь Ю-Бинг родилась б мая 1972 года в Тайпее, на Тайване, в Китайской республике. К сожалению, в справке из приюта девочка названа Ю-Бинг, поэтому изменить имя в сертификате о рождении невозможно.»
«Я не думаю, что сейчас это имеет серьезное значение, — сказал я. — Мы можем позднее поменять ей имя официальным образом. Я только предупрежу жену, что если она захочет этим заняться, ей придется выпить, самое меньшее, двадцать стаканов китайского чая.»
