«Наш первенец, наш первый брит – от волнения у меня голова шла кругом…»
У МЕНЯ НЕТ НИ малейшего сомнения в том, что явное чудо рождения Дова Хаима после двенадцати лет беспричинной бездетности было прямым следствием того, что мы удочерили Двору. Вполне возможно, что если бы я не нашел ее на вокзале, мы с Барбарой продолжали бы жить прежней жизнью до конца наших дней.
Говоря по чести, мы были вполне довольны этой жизнью, отнюдь не метались в поисках своего «я» и не ощущали себя «нереализовавшимися», — разве что из-за отсутствия у нас детей. С другой стороны, если бы мы усыновили не китайского ребенка, а еврейского, весьма сомнительно, выбрались ли бы мы в конце концов на нелегкую и долгую дорогу поисков собственного духовного наследия.
Однако с того момента, когда крохотный сверток, лежавший на вокзальной скамье, оказался в моих руках, события неудержимо двинулись вперед, как бы повинуясь направляющей их железной воле. Желание «всего лишь» обратить свою девочку в еврейство вынудило нас сделать первые робкие шаги к соблюдению заповедей Торы. И, в точности как предсказывал рабби Фрид, выполнение нами трех основных мицвот неизбежно повлекло за собой выполнение и многих других.
Таким вот образом, ровно на восьмой день после рождения нашего первенца, бхора, я, естественно, оказался свидетелем выполнения заповеди брит-мила.
Наш первенец, наш первый брит — от волнения у меня голова шла кругом. Церемония происходила в синагоге Шаарей Эмет, и когда моэль склонился над своим подопечным, я стал произносить слова, произнести которые мечтал столько лет:
«Итак, я готов исполнить заповедь, которой Г-сподь Б-г наш, да будет Он благословен, заповедал нам обрезать сыновей наших.»
Невинное дитя, ни о чем не подозревая, лежало на коленях сандака, моэль склонился над ним, и буквально через мгновение операция была закончена. Под энергичный рев До-ва Хаима моэль торжественно провозгласил:
«Подобно тому, как вступил он сейчас в Завет, да вступит он в мир Торы, в брачную жизнь и в мир добрых дел.»
Я был взволнован значительностью момента и с трудом сумел собраться для следующей своей задачи — приветственной речи.
Пока Барбара укачивала засыпавшего Дова Хаима, я поднялся на возвышение, чтобы произнести слова, которые пришли мне на ум в те часы, когда я ожидал появления моего ребенка на свет.
Темой моей речи я выбрал брахот — благословения, произносимые каждое утро, — поскольку в этот момент я обнаружил в них новый смысл. Мне показалось, что я увидел в этих благословениях все будущее моего сына и весь цикл еврейского существования вообще.
«Благословен Ты, Г-сподь, — начал я, — одаривший петуха способностью различать между днем и ночью.»
Почему именно петуха? Потому что петух наделен особой чувствительностью к свету зари, к первым лучам солнца и различает такие ничтожные перемены в освещении, которые недоступны человеческому глазу.
Точное исчисление времени — это особый дар Всевышнего этому миру, особое благословение. Именно этот сросшийся с нами «хронометр» предопределяет начало процесса зарождения новой жизни, проводит границу между светом — человеческой жизнью, жизнью нашего первенца, — и тьмой, которая ей предшествовала.
«Благословен Г-сподь, — продолжал я, — который дал зрение слепому… одеяние нагому… свободу томящемуся в темнице.»
Наш сын пришел в этот мир незрячим, нагим и крепко связанным со своей матерью. Но уже мгновение спустя он узрел свет, и нагота его была укрыта. Его рождение высвободило из тьмы еще одну новую жизнь — новую служанку Всевышнего.
Ивритское слово, обозначающее заключенных, асурим, — содержит букву самех — совершенно круглую, как бы запечатанную согласную. Уберите самех из этого слова, и вместо асурим у вас получится урим, — огни, источники света, то есть свет, принесенный в нашу жизнь нашим сыном, и свет Торы.
«Благословен Ты — Тот, Кто выпрямляет согбенных.»
В течение девяти месяцев наш сын оставался согбенным внутри материнского чрева. Ивритское кфуфим содержит два пэй, то есть две буквы, изогнутые наподобие зародыша. Они разделены прямой чертой вава, который символизирует нашу надежду на то, что ребенок разогнется и будет расти вверх.
«Благословен Он — Тот, Кто распростер сушу над водой.»
В наших молитвах мы просим Всевышнего о том, чтобы наш сын рос, взрослел и, в конце концов, обрел надежность и твердость суши — качества, которые могут дать только еврейские образование и воспитание.
«Который удовлетворяет все наши нужды.»
Наш случай замечательно иллюстрирует именно это утверждение. У нас было все, чего мы хотели, кроме одного — кроме детей. И вот, как мы видим, Всевышний дал нам и это.
«Который направляет нас на жизненном пути.»
Мы молим Всевышнего о том, чтобы наш сын вырос независимым, способным постоять за себя человеком, — одним словом, человеком, твердо стоящим на собственных ногах и, с Его помощью, понявшим, чего он хочет.
«Который дарует Израилю силу.»
Да ниспошлет Всевышний Дову Хаиму счастье вскоре обрести ту силу, о которой сказано: «Слава юности в ее силе». (Мишлей — «Притчи царя Соломона» — 20:29)
«Который увенчает Израиль славой.»
Написано, что «Долголетие — это венец славы». (Мишлей 16:31) Пусть Всевышний наградит Дова Хаима долгой жизнью и благословит его детьми и внуками, как сказано: «Дети детей — вот венец старости». (Мишлей 17:6)
«Который дарит силу усталому.»
Да пошлет Он Дову Хаиму и всем нам, собравшимся здесь, силу и энергию, позволяющую жить до старости в счастье и добром здравии. Пусть мы и дальше будем встречаться, как сегодня, только в дни праздников и в дни, когда мы удостаиваемся исполнить радостные миивот.
ПОСЛЕДУЮЩИЕ НЕДЕЛИ запомнились мне как непрерывный круговорот мокрых пеленок, ночных кормлений и повторного освоения рутинных приемов обращения с новорожденными, которые так «радовали» нас с Барбарой четыре года назад, когда мы удочерили Двору.
Но все это отходило на задний план, когда мы думали о приближавшемся событии, ожидание которого буквально наполняло нас трепетом — о пидьон а-бен, “выкупе первенца”.
«Все первородное, которое отдают Г-споду, из людей и из скота, да будет принадлежать Тебе. Но за человеческих первенцев следует принять выкуп… Выкуплены они могут быть, когда им исполнится месяц, и мера твоего выкупа — пять шекелей серебра.» (Бамидбар — «Числа» — 18:15—16)
«Все первородное», — говорит Тора. Это означает, что ребенок, родившийся после того, как предыдущая беременность матери закончилась выкидышем, ребенок, появившийся на свет посредством кесарева сечения, а тем более приемный ребенок в счет не идут.
Следовательно, Дов Хаим самым очевидным образом подлежал «выкупу».
Церемония происходила в синагоге, и я должен был вручить когену сумму, эквивалентную по стоимости пяти шеке-лям серебра, чтобы тем самым выкупить и востребовать своего сына. Барбара вынесла Довика на орнаментированном серебряном блюде, наполненном сладостями и драгоценностями, и передала его мне.
Я поставил блюдо перед когеном, и он спросил: «Что ты предпочитаешь — отдать мне своего первенца или выкупить его за пять шекелей серебра?»
Я ответил установленным образом: «Я предпочитаю выкупить своего сына. Вот сумма выкупа, которую я обязан уплатить согласно закону Торы.»
Довик не проявил ни малейших признаков волнения, но для меня и Барбары это был очень волнующий момент. Потом я сказал об этом на сеудат мицве (праздничной трапезе):
«Любая мицва, которую мы выполняем, — сказал я, — может быть исполнена только после того, как Всевышний сделает нам подарок. Это подарок и дает нам возможность выполнить мицву.
Чтобы произнести благословение над хлебом, необходим хлеб; чтобы произнести браху перед чтением Торы, необходима святая Тора, величайший подарок на свете. Так и сегодня, чтобы иметь возможность произнести:
“Благословен Г-сподь, который обязал нас выкупать первенцев,” — я должен иметь первенца. Без этого подарка, сделанного Всевышним — моего сына, — я не смог бы выполнить мицву “пидьон а-бен”.
Стремясь выполнять обязанности, возложенные на нас как на евреев, — продолжал я, — мы часто забываем те дары, которые предшествовали этим обязанностям. В моем случае это немыслимо. Сегодня просто невозможно не видеть, сколь велико милосердие Всевышнего. Пасук говорит: “Все, разверзающее лоно — первородно”, — тем самым указывая, что разверзание не происходит само собой, что это дар, чудо, нес, напоминающее о том, как разверзлось Красное море перед Моше и сынами Израиля, как разверзся Иордан перед Йего-шуа и сыновьями Израиля на их пути в Эрец Исраэль.»
В этой второй в моей жизни попытке серьезно говорить о Торе я обсуждал проблемы зачатия и рождения детей, основываясь на том, что говорили наши мудрецы, благословенна их память, комментируя фрагмент текста Мегилат Эстер, посвященный персидской царице Вашти.
В заключение я упомянул браху: «Благословен Г-сподь — Тот, Кто исцеляет любую плоть».
«Четыре года назад, — сказал я, — Всевышний привел в мир крохотную китайскую девочку. Когда ей исполнился месяц, мы отметили это китайской церемонией, символизирующей жизнеспособность и здоровье ребенка. Эта церемония была не более чем подражанием обычаям наших китайских хозяев. Мы сами были не более, чем гостями в их доме, и уж наверняка никогда не смогли бы принять их религию. Но мы даже не могли представить себе, как далеко поведет нас это китайское дитя.
Теперь эта девочка стала еврейкой, и меньше, чем через год после этого, наш первенец — первое дитя, родившееся у нас за тринадцать лет брака, — достиг месячного возраста. Наша сегодняшняя церемония имеет глубокое значение. Сегодня я стою перед вами, неся бремя небесного царства, и выкупаю своего сына у когена, как предписывает мне Тора.
Благословен Г-сподь, который исцеляет всякую плоть и творит чудеса!»
