В конце лета дачники разъезжались и Горская опустела. Папа с бабушкой уезжали последними. Она осмотрела дом несколько раз, попрощалась со старой яблоней и собрала последние яблоки. Несколько лет назад была сильная гроза, и молния попала прямо в дерево, разломив его пополам. Все были уверены, что яблоня погибла, но на следующее лето, скрюченная, она все же зацвела, и яблоки на ней оказались вкуснее всего.
Все оставалось на своих местах и все же… все же что-то не давало ей покоя. Может, это просто осень, – подумала она. Листья опадают, этот дом тоже опадает. Из года в год они приезжали на дачу в Горскую, приросли к этому дому и никто, даже местные мальчишки, не считали ее чужой, городской. Она так же, как и они умела пускать по лужам кораблики из сосновой коры, лазать по деревьям и играть в ножечки. Она села на скамейку, обхватив руками колени, дуб шумел над головой и обсыпал листьями, – и неожиданно для себя подумала, что надо навсегда запомнить ту картинку, что сейчас видит – и скамейку с дубом, и ветер, гоняющий по двору листья и, в глубине сада, дом с потемневшим от дождя крыльцом. Я запомню, и потом буду вспоминать, когда-нибудь. Я ведь сюда не вернусь. Да что же со мной такое? Она тряхнула головой, и вдруг заметила, как из сада, из-под смородинового куста, выкатился красный мячик. Вот это да, они с мальчишками его столько искали, совсем уже отчаялись, а он, оказывается, здесь был.
Когда папа вернулся со станции, чтобы забрать последние вещи, то застал ее увлеченно гоняющую по двору мяч. Клетчатое пальтишко было брошено на скамейку, а шапка и шарф украшали старую колонку.
Это было их последнее лето в Горской. Зимой умерла бабушка и, несмотря на все просьбы, они сняли дачу в совсем другом месте.
