Спасибо большое моему мужу за помощь в переводе этой истории. Я её получила письмом от девушки и, надеюсь, эта история даст силу и другим еврейским душам!
“Здравствуйте, меня зовут Ронит Барак, я слышала, что здесь семинар, где возвращают к тшуве, может быть, вы можете мне помочь… Я хочу вернуться к Торе…”
Лия Рот, секретарь раввина Зусмана, повернулась к ней и улыбнулась. Она заметила, что девушка, примерно восемнадцати лет, одета просто и красиво, а глаза жаждут ответа… “Да, – ответила г-жа Рот, – Девушки здесь приближаются к иудаизму, кто хочет – делает тшуву, здесь мы не навязываем, а показываем любовь ко Всевышнему. У тебя есть возможность слушать уроки, чтобы узнавать все о священной Торе, еврейской истории и наших предках”. Но Ронит… ее душа просто “горела” желанием, “Да, да, я хочу!!!! Ну, что нужно сделать теперь?!”.
Но такое страстное стремление Ронит показалось странным г-же Рот. Она нажала зуммер, и подняла трубку: “Рав Зусман, в мой офис пришла девушка по имени Ронит Барак. Я думаю, раби, что Вам нужно поговорить с ней… возможно, даже прямо сейчас”.
Раввин вышел и поздоровался с Ронит: “Добро пожаловать, откуда Вы, как Вы дошли до нас, и почему Вам так срочно нужно изучать иудаизм? Возьмите некоторое время, чтобы подумать”. Этими теплыми словами раввин попытался успокоить ее энтузиазм.
Но Ронит ответила: “Я пришла сюда потому, что моя бабушка послала меня”…
“Я родилась в киббуце Рамот, на севере, и моя бабушка, ветеран киббуца, умерла шесть лет назад, когда мне было двенадцать лет. Теперь я пришла выполнить ее волю”.
“Моя бабушка Перл Гросс, была из переживших Холокост, моя мать не позволила мне сопровождать ее на кладбище киббуца, расположенного далеко позади хлопковых полей. “Ты еще маленькая”, сказала она мне. Правда в том, что у меня была довольно слабая связь с бабушкой Перл. В Кибуце ее называли “сумасшедшей жемчужиной”. Я очень стыдилась моей бабушки, которая была как-будто немой и всегда молчала… кроме движений головой, как бы говоря “да”, “нет” – она не говорила ни слова. Моя мама – единственная дочь, которая родилась у бабушки и дедушки Дова-Яакова во втором браке. Дедушка, благословенна его память, потерял свою жену и троих сыновей в Холокосте, и моя бабушка потеряла мужа и двух дочерей в Холокосте.
Молчание бабушки было для меня загадкой, она была отрезана от всех контактов, ее платья были серыми и длинными, голова всегда была в выцветшей, оборванной шапочке, которая прятала ее волосы. Не видели никогда ее в столовой, не видели ее в клубе, она не участвовала в поездках на прогулки, за исключением одного раза в год, в период Рош-а-Шана , когда собирались ездить к Западной стене (Стена Плача), и она посещала семью в Иерусалиме, которую мы даже не знали.
Последние два месяца до ее смерти она лежала на кровати, подключенная к приборам, так как у нее было затрудненное дыхание. В канун Песаха я пошла к ней в гости, и, к моему удивлению, она улыбалась, никогда не видела, чтоб бабушка улыбалась! И жестом она показала мне подойти к ней. “Ронит, милая моя, твоя молчаливая бабушка скоро уйдет в Будущий мир, у меня не много сил, чтобы разговаривать, но когда тебе будет восемнадцать, мы поговорим…”. Бабушка потеряла после этого сознание, а через две недели умерла.
С тех пор прошло шесть лет, и вот, в эту неделю, пришла ко мне бабушка Перл во сне, высокая и красивая, над ее головой золотая корона, в длинном платье, расшитом серебряными узорами. В руке она держала несколько страниц, и сказала: “Я хочу, чтобы ты прочитала, Ронит, что я написала тебе… когда ты встанешь, иди к моему шкафу, и ты должна знать, что за то, что я молчала, мне позволили поговорить с тобой”.
Сразу же утром я побежала в комнату бабушки, я подошла к ее шкафу, и начала там рыться. Я обнаружила стопку бумаг, исписанных тесноватым почерком, где рассказывалось о ее жизни. Ее семья были хасидами, от которых не осталось никого.
Заканчивалось письмо словами: “Ронит, сладкая моя, я взяла на себя обет молчания на все годы моей жизни, потому что я боялась, что скажу Лашон а-ра… Твою мать я вырастила и подняла, вкладывая в нее всю свою душу и все свои силы, которых у меня практически не было. Оставшуюся часть моих сил здесь, в киббуце, я отдала, соблюдая заповеди. Ронит, моя любовь! Я надеюсь и молюсь, чтобы это письмо дошло до тебя, если так, пожалуйста, прими на себя – быть кошерной еврейкой, собери все силы, чтобы встать и покинуть киббуц, и открыть новый мир – Торы и мицвот, сделай это быстро и даже сейчас – езжай в Иерусалим и найди семинар для еврейских девочек… Любящая тебя бабушка””.
Раввин Зусман пустил слезу и открыл ящик стола, вытащив коричневый конверт, плотно закрытый со всех сторон. “Это для Вас”. Ронит открыла конверт, и развернула листок бумаги, на котором была написана дата “28 Сивана תשנ״ט”, с такими словами: “Моя дорогая Ронит, я очень рада, что ты пришла сюда, в семинар рабби Гилеля Зусмана, замечательного раввина, который является племянником моего первого мужа, убитого во время Холокоста”.
“Бабушка Перл,” – сказал раввин Зусман, – “пришла один раз в наш дом в Иерусалиме, и молчала. Это было восемь лет назад, она передала это письмо, прося только передать его тебе, Ронит, когда ты придешь сюда, чтобы ты смогла открыть его и прочитать.
Добро пожаловать в наш семинар, Ронит!”.
