– Макс, ну, Макси, ну, пожалуйста, – девушка слегка надула и без того пухлые губки. Она была прелестна и хорошо это осознавала. Макс любовался ею, хотя отчетливо понимал – персик красив только снаружи, после часа (а иногда и того меньше), проведенного наедине с этим созданием, возникает неодолимое желание бежать куда глаза глядят! Он вздохнул.
Девушка расценила этот вздох как согласие и победоносно вздернула носик:
– Тогда так: сначала поедем в «Прагу», там будет Ленка со своим черномазым (Макса передернуло), потусим, заберем у «жучков» кайф, кстати, приготовь баксы, а потом к «пупсику» лысому в клуб! Идет, Максик?
Максим молчал. Даже не пожал плечами, как делал довольно часто, показывая окружающим свое полное безразличие к происходящему.
Почему? С одной стороны ему смертельно надоели все эти «жучки» и «пупсики», с другой стороны, чем еще можно было заняться в этот морозный вечер?
С ума сойти, середина марта, а весной и не пахнет…
Максим продолжал молчать, не двигаясь с места. Девушка, уловив его замешательство, прибегла к «тяжелой артиллерии», в простонародье именуемой ревностью:
– Смотри, не пойдешь – дело твое, уж я-то одна не останусь!
Теперь Макс злился на себя – что он делает здесь, рядом с этой глупой куклой? Чувство было таким сильным, что он даже не мог говорить, просто стиснул зубы и быстро пошел прочь. Мысли вертелись, кружились, никак не могли «приземлиться». Сначала вспомнилось детство, довольно безоблачное, затем ранняя юность, безвременный, болезненно пережитый уход родителей, одиночество, «друзья», приобретенные, как говорится, «по ходу дела» – лишь бы не быть одному.
«Может быть, вернуться? – подумал Макс. – Но куда? К КОМУ, вернуться?»
Он чувствовал, что не способен сопротивляться. Нет сил…
«Бессмысленное, даже опасное, времяпровождение, но зато в компании. Затянуло, словно в болото!» – все это пронеслось в голове молнией, и когда Максим остановился у старенького дома, что на улице Жуковского, он даже затруднялся вспомнить, как сюда попал.
Здесь когда-то жила его тетушка Фира. Они были очень дружны, пока живы были родители, а потом, непонятно почему, расстались. Макс уехал «бродить по миру», а что же с тетушкой Фирой? Об этом он подумал лишь сейчас, когда ноги сами, таинственным образом, привели его сюда.
Макс подергал ручку двери подъезда – закрыто. Мигающий красный огонек, требующий знание кода. Немудрено, столько лет прошло. Все изменилось, вполне возможно, что тетушка Фира давным-давно переехала; о «другом» Максим даже думать боялся.
Внезапно дверь подъезда открыли изнутри. Первой горделиво выбежала породистая собака, ведя на поводке невысокого, щуплого хозяина, потом из подъезда выбежали две «шубки», болтая о всякой ерунде, а следом вышла… тетушка Фира! Она осторожно ступала, опираясь на коричневую палку, внимательно глядя прямо перед собой.
Сердце Максима подпрыгнуло и замерло. Он аккуратно поддержал железную дверь подъезда и, поравнявшись с пожилой женщиной, подал ей руку, предлагая опереться. Тетушка Фира улыбнулась одними губами, продолжая смотреть вперед:
– Мойшенька, милый мальчик, как вовремя ты вернулся!
«Мойшенька»! Этим «щекотным» именем называла Макса, урожденного Моисея, только она – тетушка Фира. И только ей, тетушке Фире, Макс позволял себя так называть.
– Что значит «вовремя», дорогая Эсфирь Иосифовна, что Вы подразумеваете под бездушной формальностью, именуемой «время»? (Стиль диалога, бесед, жарких споров за чашечкой чая или кофе, был выбран ими негласно и тщательно оберегался, словно реликвия, драгоценность, доставшаяся по наследству).
– Вовремя – это значит, Мойшенька, что каждой вещи, делу и, безусловно, каждому созданию, есть свое время и свое место в этом мире.
– Как сказано у мудрейшего из людей царя Соломона, – подхватил Максим, – «Всякой вещи есть место под небесами…»
– Именно, – одними губами улыбнулась тетушка Фира. – А если конкретизировать, то… слышишь? – Она остановилась и замерла, прислушиваясь непонятно к чему, жестом предлагая Максиму последовать ее примеру.
– Слышишь? Прислушайся получше, Мойше, это просыпается и открывает глаза ее величество Свобода! Вот он – шелест ее ресниц! Слышишь?
Максим слегка наклонился, прислушиваясь. Со стороны их можно было принять за сумасшедших. Пожилая, сохранившая следы былой красоты, женщина с диковинной, похожей на посох, палкой в руке, и высокий, интересный молодой человек, напряженно вслушивающийся, – оба словно застыли, непонятно по какой причине, на тротуаре улицы Жуковского, в центре города Москвы.
– Предположим, госпожа Свобода пробуждается. Предположим, ее величество потягивается, сбрасывая с себя оковы сна. Что нам с Вами за дело, какой прок от пертурбаций в царском дворце?
– Как же? – глаза тетушки Фиры блеснули в темноте, – здоровое чувство самосохранения и любви к себе, ошибочно названное коммунистами «эгоизмом» и заклейменное! Если ты, например, сидишь в темной, холодной комнате и мечтаешь согреться, а снаружи вдруг ярко засияло солнце, разве не выскочишь ты на улицу, чтобы понежиться под солнечными лучами? Чтобы поймать, зафиксировать, сохранить и преумножить их свет, тепло, аромат?
Вот то-то и оно, нечасто выпадает нам такая удача – погреться под лучами свободы, окрепнуть, получив от нее импульсы света, и двигаться вперед, разрывая оковы гнета, рабства!
– Позвольте полюбопытствовать, сударыня, о каком рабстве Вы решили толковать в марте 2017 года, в демократическом государстве?
– Ошибаешься, Мойшенька! – ее глаза лукаво смеялись. – Не 2017, а 5777 нынче год. А рабство – оно у каждого свое, личное, мягко именуемое большинством «зависимостью». Так, видимо, легче переносить болезнь, – если использовать специальную терминологию!
– Сражен наповал! – Максим шутливо поднял руки вверх. – Признаю свою полную несостоятельность в том, что касается терминологии, капитулирую и сдаюсь на милость победителя. Остается лишь вопрос, который меня беспокоит. Если сударыня соблаговолит на него ответить, я первый ринусь навстречу Свободе и встану под ее, интересно, какого цвета, знамя?
– Синего, – как ни в чем не бывало, парировала тетушка Фира. – Знамя синего цвета! Так учил нас, детей, твой прадед Мойше бен Аарон – раввин, мудрец, замечательной души человек, от которого ты получил в наследство свое имя. И, полагаю, не только имя. Думается мне, много интересных и необычных, к сожалению, для нашего времени качеств, ты получил от него по наследству. Так что же тебя волнует, Мойше?
– Меня волнует, – голос Максима стал серьезным, – меня волнует сущий пустяк. Способ! Способ и инструменты, при помощи которых можно избавиться от «зависимости». Другими словами, и рад бы «на свободу», да только – как?
Где можно приобрести замечательный препарат «освободин», и как им пользоваться, чтобы избежать передозировки?
– Гораздо проще, чем ты думаешь, Мойше! «Освободин», действительно, существует! Более того, он уже начинает влиять на те души, которые когда-то стояли у горы Синай. Они еще хрупки, ослабли после долгой зимней спячки, но брызги «освободина» – уникальной инъекции, которая содержится в месяце нисан – уже вошли в их кровь, меняют состав, вселяют надежду, придают силы, мужество. Именно сейчас, приведя себя в полную боевую готовность, можно вдохнуть воздух свободы, разорвать с тем (или кем), что тебя порабощает, не дает ощущения цельности, самоуважения, радости, покоя. И пусть тебя не беспокоит «передозировка». Этот препарат не имеет противопоказаний и «срока годности».
Вот, что я имела в виду, когда говорила, что ты появился вовремя…
Я приглашаю тебя, Мойше, на Праздник Свободы! Через две недели, здесь, в старом доме на улице Жуковского, в центре Москвы, произойдет потрясающее событие – Исход! Освобождение от разного рода «зависимостей». Все приглашенные на праздник выйдут из этого дома абсолютно другими людьми. Свободными людьми!
Есть только одно условие, которое необходимо соблюсти, чтобы все это осуществилось. Очень простое и легкое условие: не сопротивляться! Подставить свои руки, свою голову, свое сердце под лучики, которые исходят от месяца нисан, дать им возможность проникнуть в наши бессмертные души, погладить и укрепить их!
Максим поднял глаза. Где-то там, далеко, зарождались уникальные молекулы месяца нисан. Они помогут ему раз и навсегда избавиться от «пупсиков, жучков и безмозглых кукол». Максим глубоко вздохнул. Ему показалось, что повсюду он слышит шелест, издаваемый ресницами пробудившейся свободы…
Москва, 2017 год
