Пишу я эти строки вдали от дома.
Пишу и думаю, вспоминаю, скучаю о городе моем Иерусалиме – Йерушалаиме.
Там мой дом, там душа моя обитает.
Ничего не могу с собой поделать, где бы я не находилась (а побродила я по миру, поверьте, немало), всегда, словно магнитом, притягивает меня «город золотой».
Насчет «прозрачных ворот» – вопрос спорный, а вот «яркая звезда» – верно, и не одна. Множество звезд, крупных, сверкающих, как бриллианты, повисли на близком-близком небе.
Балкон у меня в квартире маленький, но уютный. Вечером, когда затихают улицы и над долиной, разделяющей два района – Невей Яаков и Писгат Зэев, появляются звезды, я выхожу на балкон, сажусь в кресло и смотрю на небо, мечтаю…
О чем? Не скажу, слишком личные это мечты, хотя много среди них и таких, которые можно назвать общечеловеческими, стандартными, «всехними».
Мечтаю ли я о мире во всем мире? Наверное, да.
Но больше я мечтаю о мире в моем городе, моем Йерушалаиме.
Между кем и кем?
Кому-то это покажется странным, но я думаю о мире между нами всеми – евреями, братьями.
Пока мы не научимся с уважением (пусть даже не с пониманием, а только с уважением) относиться друг к другу, мир не наступит.
Возможно, я преувеличиваю, говоря о необходимости мира, – не поймите меня неверно, из моих слов вовсе не следует, что евреи находятся в Израиле в состоянии войны. Но положение далеко не идеальное, даже просто «хорошим» назвать его сложно.
Я не увлекаюсь политикой, напротив, избегаю политических дебатов и дискуссий, зато люблю свой народ, хотя порой и горю от негодования и боли за поведение моих братьев, поступки, образ жизни.
Мне больно не потому, что я такая правильная, хорошая, умная, и знаю ответы на все вопросы, а потому, что эти люди, которые совершают ошибку за ошибкой, – моя семья!
Когда чаша терпения моего переполняется и негодование, гнев готовы вылиться в неприятный конфликт или ссору, я вспоминаю несколько «спасительных» случаев из собственной жизни, показавших в свое время мою неправоту, несдержанность и несовершенство.
Вот один из них…
Автобуса не было довольно долго. Когда, несмотря на тяжелые сумки, я все же решила отправиться на другую остановку, мой 25-й как раз вывернул из-за угла! От остановки я уже отошла, и, несмотря на мои активные знаки, выражавшие немую мольбу: «Остановись, друг!», автобус благополучно промчался мимо.
Винить было некого! Руками махать я не могла, руки были заняты авоськами, а немая мольба…
Но кто сказал, что такие вещи, как немая мольба, обращают на себя внимание водителей?
В общем, пошла я, сгибаясь под тяжестью картошки, помидоров, огурцов, рыбы к Шаббату и всего прочего, на другую остановку.
Настроение чуть ухудшилось, но только самую капельку; как говорится: «Не испортят нам обедни злые происки врагов!» Ничего, какие наши годы!
А вот на следующей остановке мне и вовсе не пришлось стоять, автобус тотчас же подъехал. Настроение поднялось, но тут же снова упало, когда, дойдя до свободного места, я увидела сидящих напротив мать и сына!
А вернее, сына…
Черноволосый и черноглазый мальчуган лет семи-восьми тщательно заталкивал грязными, просто черными от грязи пальцами, жвачку в свой рот. Едва затолкав, он высовывал язык, видимо, чтобы убедиться в его соответствии цветовой гамме измазанных чем-то липким лица и шеи!
При этом он скашивал глаза так, что походил на какого-то жуткого гротескного персонажа фильмов Хичкока. Мама этого «страшилы» читала газету, ничуть не смущаясь поведением своего чада.
Я старалась смотреть в окно.
«Просто испытание какое-то, – возмущенно думала я. – Невозможно спокойно ехать в автобусе. Сидишь, как на иголках, и ждешь, пока это невоспитанное, грязное, хамоватое создание испачкает, если не тебя, так сиденье или окно.
Хулиганье, одним словом! Куда только родители смотрят!»
Известно, куда! Мама маленького бандита уставилась в газету!
В душе все кипело. Мысли разогревали сами себя, пока не дошли «до кондиции».
И тогда, возмущенно вздохнув (решив поставить на место невоспитанных сограждан), я сделала жест рукой, привлекая внимание пассажиров…
И зря!
Зря, потому что одновременно с жестом я выпустила из рук свои пакеты и сумки, из которых тут же дружно посыпались, окрашивая пол автобуса в разные цвета, картошка, помидоры и все остальное…
Автобус тем временем не просто ехал, он летел! Ну и водитель попался, – гонщик!
«Словно дрова везет», – негодовала я. Резкие, крутые повороты, с одной стороны не давали мне возможности встать с места, с другой стороны, предоставляли прекрасную возможность фруктам, овощам и прочим продуктам превратиться в цветастую смесь, радуя взор окружающих.
И тут произошло нечто!
Грязнуля-хулиган, отвратительное маленькое создание, с быстротой молнии вскочил с места и, нагибаясь, лавируя между сиденьями, в течение нескольких мгновений собрал все, что валялось на полу, назад – в пакеты и сумки.
Через минуту он аккуратно, стараясь не дотрагиваться до моей руки своей рукой, грязной от жвачки, подал мне пакеты, улыбаясь трогательной, очаровательно-смущенной улыбкой.
Поблагодарив ребенка, испытывая неприятное поскребывание в области совести, я обратилась к маме услужливого мальчика со словами благодарности.
Женщина улыбнулась:
«Это вовсе не мой сын! Он потерялся на рынке. Родители, видимо, уехали домой, полагая, что мальчик доберется самостоятельно, а он все ждал и ждал.
Водитель автобуса, увидев плачущего ребенка, обратился к пассажирам, и один из них сказал, что знаком с мамой мальчика. Тут же разузнали адрес и телефон, позвонили и успокоили испуганных родителей, и вот сейчас мальчика везут домой.
Водитель взялся доставить его лично, а чтобы ребенок перестал плакать, дал ему жвачку. Судя по тому, с каким интересом ребенок ею занимается, в доме жвачка – редкость. И правильно! Я считаю, что не стоит детей к жвачкам приучать. Но водитель тоже не виноват, у него больше ничего не нашлось. Главное, что ребенок успокоился. Вы согласны?»
Я была согласна. Мне было стыдно…
К счастью, выходили мы с Ициком на одной остановке, и я уговорила водителя доверить мне возвращение ребенка родителям. Мы познакомились.
Милые, абсолютно не похожие на меня люди: другая ментальность, другое мировоззрение, другой образ жизни.
И все же, мы – братья!
Да и живем мы в одном городе – нашем городе!
