Исцели нас, и мы будем исцелены…

«Исцели нас, и мы будем исцелены…»

Было совсем темно. Вокруг меня, словно черные птицы, летали стоны, плач, рыдания, они сливались в длинный, протяжный крик. Стараясь избавиться от этого душераздирающего крика, я заткнул уши ладонями, но ничего не изменилось, крик не только продолжался, он становился все громче и страшнее: «Помогите! Умираю! Помогите!».  Я проснулся. Сердце отчаянно билось, словно пыталось выскочить из груди. Оглядевшись вокруг, я понял, что нахожусь у моих друзей в Бруклине. А еще я понял, что ничего не изменилось к лучшему, что реальность, от которой я так настойчиво пытался убежать, не оставляет меня в покое. Чего только я не перепробовал: сначала лекарства, потом различные процедуры, беседы с психологами и психоаналитиками всех мастей. Наконец, скатился до употребления, порой чрезмерного, алкоголя! И вот теперь, в гостях у друзей, я вновь вижу тот же сон, который мучает меня вот уже несколько лет, не давая ни жить спокойно, ни работать, ни создать семью, – ничего! Я лежал в темноте и плакал, как маленький мальчик. Наверное, так же плакал тот мальчик, который снится мне почти каждую ночь. А ведь когда-то…

Когда-то я был неплохим врачом, анестезиологом. С отличием окончил колледж, университет, подавал надежды, практически без конкурса был принят в госпиталь в качестве ведущего анестезиолога, блестяще провел несколько сложнейших операций. И вот однажды…

– Доктор Гринцбург? Здравствуйте! Простите, что звоню в нерабочее время. Ваш телефон мне дали в госпитале, посоветовали обратиться лично. Меня зовут Джон Лоттер. Мой сын Фреди, – последовала пауза, – мой сын, мой мальчик…

– Послушайте, Джон, я хорошо понимаю Вас, но постарайтесь изложить Вашу просьбу без эмоций и…

– Нет! Вы нисколько меня не понимаете! Мой сын в госпитале, состояние мальчика крайне тяжелое, он при смерти! – человек на другом конце провода почти кричал, а потом вдруг замолчал.

– Мистер Лоттер? Вы меня слышите? Простите, что был несколько резок с Вами, но поймите меня правильно. Я нахожусь сейчас в сотне километрах от госпиталя, направляюсь на уик-энд в сторону океана, веду машину. Разве Вам не сказали в госпитале, что на этой неделе у меня нет плановых операций, и я взял отпуск?

Небольшая пауза, затем тихий, прерывистый голос:

– Доктор! Вы наша последняя надежда! Поймите, я бы не стал настаивать, если бы не…

Когда Джон озвучил диагноз сына, я понял, почему он так старался уговорить меня. Действительно, на моем счету было несколько удачных операций, и в подобных случаях пациентам рекомендовали обратиться ко мне. Да, но я далеко, а оперировать нужно немедленно! Я объяснил мистеру Лоттеру, что ничем не смогу ему помочь в данной ситуации, посоветовал обратиться к доктору С., да поскорее, однако отец мальчика не сдавался.

– Нет, Вы не можете так просто отказаться от моего сына! Своим отказом Вы убьете его! Вы будете повинны в смерти ребенка! Подумайте, что Вы делаете! – Он кричал так громко, что у меня заболело ухо. Я уменьшил звук телефона и, стараясь говорить спокойно, прервал его крик:

– Повторяю – операцию необходимо делать немедленно! Вы только теряете на меня драгоценное время, которого и без того мало! Торопитесь, я ничем не могу Вам помочь, кроме совета, который уже дал!

Мистер Лоттер снова принялся кричать, то угрожая, то умоляя… Я не выдержал! Я сдался! В этот момент, по всей видимости, мне был вынесен грозный приговор Небесного Суда, в который я никогда не верил. Помнится, пару раз приходилось мне в детстве посещать синагогу вместе с дедушкой Самуилом, однако после его смерти в нашей семье воцарилось полное безверие – никто уже больше не накладывал тфиллин, не ел кошерную пищу, не постился. Когда дедушка был жив, мать и отец работали по субботам тайком, делая вид, что идут погулять или в гости. Несколько раз я, по просьбе родителей, вдохновенно врал о том, как мы ходили в гости к несуществующим еврейским друзьям! У меня здорово получалось, дед верил! Или делал вид, что верит? После смерти дедушки родители уже открыто работали в субботу.… Почему я вспомнил об этом? Ах да, приговор! Так вот, я совершенно ясно почувствовал тогда, что не стоит мне соглашаться, не стоит возвращаться в госпиталь! Ничего хорошего из этого не выйдет! Но полагаться на интуицию, ощущения? Нет, это не по мне! Я дал согласие на операцию.

Мальчик пришел в сознание, но, судя по всему, ненадолго. Он стонал, метался по кровати, кричал: «Помогите! Умираю! Помогите!».  Произведя необходимые процедуры, я подготовил раствор для анестезии, ввел лекарство, тщательно рассчитав количество препарата. Я помню в деталях все, что и как проделал в тот злосчастный день. Я помню, как ребенок внезапно широко раскрыл глаза. Помню, как резко подскочило, а затем упало давление, ослабло сердцебиение, исчез пульс.… Как ни старалась бригада врачей спасти мальчика, сделать этого не удалось. Все, что произошло после этого, – крики отца, молчаливые осуждающие взгляды коллег, судебное разбирательство, где я был признан невиновным, – было мне безразлично. Я заболел! Являлась ли моя болезнь следствием происшедшего? Вероятно, да. Нужно признать, что прежде многообещающий врач оказался на поверку простым неврастеником, начинающим алкоголиком.

Я застонал. Странно, что никакой физической боли прежде мне испытывать не приходилось. Сегодня я впервые почувствовал резкую боль в области сердца, даже дышать стало тяжело. Что ж, этого следовало ожидать! Медленно, стараясь не делать резких движений, я встал с кровати, осторожно открыл дверь. Тишина! Друзья спали. Осознав, что проклятый сон больше не позволит мне уснуть, я решил пройтись по улочкам Бруклина. Довольно скоро я понял, что заблудился. Тем лучше, – поброжу, подышу свежим воздухом, возможно, боль утихнет…

Боль не утихла. Напротив, она стала такой сильной, что пришлось прислониться к двери какого-то дома. Внезапно дверь отворилась, и я упал внутрь. Сколько времени я пролежал так, не знаю. Вывел меня из этого состояния громкий стон: «Помогите!». Я решил, что мой постоянный сон, горький спутник последних лет, снова возвращается. Стон перешел в слабый плач, затем – в крик. Все, как обычно! Однако было в этом крике нечто новое, что заставило меня усомниться… Голос! Это был другой голос! Я открыл глаза и прислушался. Так и есть! Другой голос, и не во сне, а наяву! Попытался встать – ничего не получалось. Боль, тьма, я наткнулся на что-то твердое, упал снова. Голос ребенка продолжал звать на помощь. Ползком я выбрался в длинный коридор, двигаясь на звук голоса. Казалось, время остановилось и я, как слепой котенок, тыкаюсь в один и тот же угол. От сознания собственного бессилия я заплакал. Потом собрался с силами, стиснул зубы, поднялся и, совершенно неожиданно для себя самого, начал… молиться!

«Ты – Властелин мира! Вс-вышний! Б-г Авраама, Ицхака и Яакова…»

Не понимаю, откуда взялись вдруг эти слова? Кажется, я еще деда Самуила туда приплел, но получилось складно. Не знаю, что на меня нашло? «Прости меня и дай обрести прощение…». Я ударил себя в грудь и не почувствовал боли! Боли больше не было! Забыв об осторожности, я бросился туда, откуда раздавался голос ребенка. В кровати лежала девочка лет семи-восьми. Руки врача помнили свою работу. Так! Пульс прерывистый, зрачки расширены, набухшие лицевые мышцы, твердый живот… Аппендикс! Я поймал себя на том, что говорю вслух. А еще на том, что уже произвел диагностику и можно надеяться на благополучный исход. Благополучный исход? Стоп! Я уже однажды понадеялся на себя и свои силы. Хватит!

– Владыка мира! Исцели нас, Г-сподь, и мы будем исцелены…. Ведь Ты – Б-г, Царь, Целитель надежный и милосердный…

«Скорая» везла нас в госпиталь. Врачам удалось разыскать маму девочки. Она зашла на минутку к соседке, задержалась, а у дочки тем временем начался приступ аппендицита.

Девочка открыла глаза:

– Вы доктор?

Я молчал, только слезы почему-то выступили на глаза.

 – Доктор!

Она попыталась улыбнуться:

– Не плачьте, пожалуйста, а то мне Вас жалко станет, и я тоже начну плакать!

Машина остановилась. Дежурный хирург и медсестры уже ожидали у входа в приемный покой.

– Перитонит! Срочно в операционную! А Вы, видимо, отец ребенка?! Пройдите… Минутку! Доктор Гринцбург?!

Я молчал.

– Бен! Бени, неужели ты меня не узнаешь?

Вглядевшись в лицо врача, я понял, что передо мной друг детства – Айзек, мы и в университете вместе учились.

– Бени, не время сейчас для воспоминаний, срочно готовься, будешь ассистировать!

– Что? Я? Айзек, я не могу! Нет! Разве ты не знаешь…

– Знаю! Все прекрасно знаю! Никто тебя не лишал прав и, главное, обязанностей врача! Так что потрудись исполнить свой врачебный долг, уважаемый «Гиппократ»! И слышать ничего больше не хочу! Тем более что доверить этот случай я, как дежурный хирург, могу только высококвалифицированному специалисту! Быстрее…

Девочка открыла глаза и с удивлением посмотрела на меня:

– Вы? Это Вы меня вылечили?

   Я улыбнулся девочке:

– Нет, красавица моя! Вылечил тебя Тот, кто по-настоящему умеет лечить, мне до Него далеко!

Девочка недоверчиво взглянула мне в глаза:

– А как Вам удалось его найти? По телефону?

– Нет! – Я погладил маленькую ручку. – Нет! Мне удалось «найти» Его с помощью молитвы!

 – Да ну! – Девочка снова широко раскрыла глаза. – А кто Вас научил?

 Набрав воздуху, я сказал правду:– Дедушка! Дедушка Самуил!

 – Вот это да! – Девочка даже порозовела от избытка чувств. – И моего дедушку звали Самуил! После того как дедушки не стало, никто больше в нашей семье не молится. А Вы научите меня молиться?

– Конечно, – улыбнулся я, – конечно, научу! Давай начнем прямо сейчас…

Нью-Йорк, 2009 год