«Тебе так повезло», — говорила мне Шани. «Ты баалат тшува, ты занималась медитацией, у тебя близкие отношения со Всевышним. Я выполняю заповеди всю свою жизнь. Для меня это — сухая рутина. Я не чувствую близости».
Каждый раз, когда я слышу такое заунывное признание, мне кажется, что я сижу на пассажирском сиденье роскошного нового автомобиля, а водитель не знает, как пользоваться половиной самых современных функций.
Неужели в религии, породившей таких праведников, как царя Давида, средневекового поэта Иеуду а-Леви, каббалистов из Цфата, Баал Шем Това и женщин, ежедневно молящихся у Стены Плача, может отсутствовать путь к близости ко Всевышнему?
Разве можно считать сухой религию, вдохновившую «Песнь Песней» и «Йедид Нефеш» («Великолепный, прекрасный, сияние вселенной, душа моя тоскует по Твоей любви…»)?
Чего здесь не хватает?
Единство воли
Высший союз с Б-гом, которого могут достичь люди, — это союз воли. С каббалистической точки зрения, самая возвышенная из десяти сфирот, Кетер, характеризуется радостью, верой и волей. Объединение своей воли с волей Б-жественной — это предельная близость к Б-гу.
Даже в человеческих отношениях настоящая любовь подразумевает объединение воли, что часто требует подчинения своей воли воле возлюбленного. Именно поэтому настоящая любовь, в отличие от голливудской, требует упорного труда и даже отречения от некоторых вещей. Если вы хотите пойти в итальянский ресторан, а ваш супруг — в китайский, единство будет достигнуто только в том случае, если один из вас любит другого настолько, что скажет (искренне): «Сделаем так, как хочешь ты, я не против».
С этой точки зрения, самое большое препятствие для отношений — не знать, чего хочет другой.
Эта проблема возникает в нашей семье каждый год в день рождения моего мужа, когда мое желание подарить ему то, что он хочет, подавляется тем, что он не хочет ничего конкретного.
В этом году все было иначе. На вопрос о подарке, за две недели до его дня рождения, я получила однозначный ответ. Он хочет получить знаменитый четырехтомник по законам Шаббата (на английском). Радостная, я зашла в наш местный еврейский книжный магазин и попросила эту книгу у продавца.
Книга вышла из печати. Владелец магазина заверил меня, что во всем Иерусалиме нет ни одного экземпляра, но издательство готовит новый тираж, который, если повезет, должен выйти через месяц или два. Мое разочарование трудно описать в словах.
За день до дня рождения мужа я делала покупки в Геуле. Вдруг я заметила, что стою около книжного магазина. Будучи твердо убежденной в том, что попробовать никогда не помешает, я зашла и попросила четырехтомник по законам Шаббата.
Хасид-владелец магазина ответил: «У меня самый последний экземпляр во всем Иерусалиме. Кто-то заказал его несколько месяцев назад, и я держал его всё это время. Но тот так и не вернулся из Америки. Поэтому я готов продать его вам».
Ликуя, я купила эти громадные книги и отправилась на встречу с мужем, который встречал меня на машине. Мы договорились, что он будет ждать меня в верхней части улицы Штраус, примерно в четырех кварталах отсюда. День был жаркий, и я уже тащила полдюжины тяжелых пакетов. Четырехтомник весил килограмм пять, но, поднимаясь на холм, я испытывала восторг от того, что смогу подарить мужу именно то, что он хотел.
В Торе Всевышний объясняет еврейскому народу, что именно Он хочет от нас. Мы не «отягощены бременем заповедей». У нас великая привилегия —613 способов связи с Всевышним. Нет большей демонстрации Его любви к нам, чем заповеди: 613 каналов полной связи.
Вторая база
Когда религиозные евреи жалуются, что не чувствуют связи со Всевышним во время выполнения заповедей, они признают свой собственный изъян, а не изъян в Торе.
Чувство связи со Всевышним, которое ускользает от этих евреев, не приходит автоматически. Подводный камень соблюдения еврейских законов заключается в том, что легко впасть в механическое исполнение заповедей. Позвольте мне перефразировать это. Трудно не впасть в механическое исполнение заповедей, которые выполняются многократно, ежедневно, а иногда и много раз в день. Выполнять заповеди так, как они должны выполняться — осознанно, радостно, сосредоточенно на том, Кто их нам заповедовал — это подвиг, требующий постоянных усилий и уровня концентрации, достаточного для того, чтобы бросить вызов мозговому хирургу.
Рав Шломо Вольбе писал: «Очевидно, что при механическом выполнении заповедей нет ни осознанности, ни любви, ни радости».
Что рекомендует Рав Вольбе в качестве противоядия от такого механического выполнения заповеди? Не запрыгивать в заповедь внезапно. Напротив, «давайте подумаем, что Святой, благословен Он, Сам заповедал нам эту заповедь и что через нее мы соединяемся с Ним». [«Алей шур», с. 327].
Мы всю жизнь заняты. Никто не успевает делать всё и делать всё правильно. Большинство из нас выполняют заповеди — молятся, произносят благословения на еду и т. д. — подобно бейсболисту, который должен как хотя бы одним пальцем дотронуться до второй базы, чтобы потом успеть добежать до третьей. Мы считаем похвальным, что вообще находим время для выполнения заповедей. Мысль о том, что перед выполнением заповеди мы должны выделить пару лишних минут на то, чтобы сделать паузу и задуматься о Том, Кто их нам заповедовал, о том, что мы должны объединить свою волю с Его волей, вызывает у нас трепет. Это невероятно сложно! Но именно так должны выполняться заповеди.
Например, Рамбам пишет, что перед произнесением молитвы Амида человек обязан остановиться и задуматься о величии Б-га, к Которому он собирается обратиться. Учитывая, что в среднем еврею требуется от 5 до 15 минут, чтобы произнести Амиду, разве не стыдно не потратить лишние 2 минуты на размышления перед её началом, чтобы переосмыслить всю молитву как упражнение в любви и близости?
Отделение халы
Вот уже восемнадцать лет я соблюдаю законы Торы.
Три месяца назад женщина по имени Рахель Миллер начала в нашем районе курс о заповеди отделения халы. В Торе Всевышний заповедует, что, когда мы войдем в Землю Израиля, при выпечке хлеба [и других изделий из нежидкого теста] мы должны отделить небольшой кусочек теста и отложить его в сторону. Это одна из трех заповедей, которые специально даны женщинам [однако, и мужчины вовсе не освобождены от этой заповеди.]
Не будучи большим любителем готовки, я никогда не была склонна печь хлеб с нуля. С моей хлебопечкой — да. С моим мужем-пианистом, который любит упражнять пальцы разминанием теста — да. Я же просто произношу благословение и отламываю кусочек теста. Но проходить десятинедельный курс по единственной заповеди — отделению халы — нет, спасибо.
Когда подруга спросила меня, почему я не иду на курс по хале, я легкомысленно ответила, что не люблю печь хлеб. Моя подруга возмущенно посмотрела на меня. «Разве ты не знаешь, что все благословения физического изобилия спускаются в мир через выполнение мицвы отделения халы? Эта заповедь также приводит к исцелению четырнадцатью различными способами».
Я записалась на курс, удивляясь, как можно так много рассказать об одной заповеди.
«Мицва халы имеет космическое значение», — провозглашала миссис Миллер. Каждую неделю я удивлялась все больше, когда она рассказывала о глубоких последствиях этой мицвы.
Затем она объявила, что на следующей неделе к нам придет раввин Элазар Барклэй, чтобы рассказать об алахических деталях это заповеди. Это займет два часа.
Два часа? Я не могла себе представить, как этот раввин может заполнить два часа информацией об отделении халы. И, конечно, я уже знала, как выполнять эту заповедь.
Но я все равно пошла на урок. Я обнаружила, что выполняла эту заповедь неправильно.
На следующей неделе миссис Миллер объявила, что будет демонстрировать, как печь халу. Я пришла, приготовившись к уроку кулинарии, который мне не понадобится, потому что у моего мужа есть лучший в мире рецепт цельнозерновой халы.
Показательная выпечка стала событием, изменившим мне жизнь.
Теперь я пеку халу раз в месяц, и это духовная вершина всего месяца. Я начинаю с того, что выключаю телефон и объявляю, что никому не разрешается входить на кухню, пока я не закончу; эта заповедь требует полной концентрации. Затем я даю цдаку [благотворительность], чтобы все мои молитвы были благосклонно приняты. Затем я произношу главу Теилим [псалмов], чтобы открыть врата небес. Просеивая муку, я пою, потому что радость — основа всех успехов в духовной сфере. Затем я осознанно добавляю каждый ингредиент: сахар — для сладости, которую я надеюсь увидеть в жизни своей семьи; дрожжи — чтобы каждый член моей семьи рос; вода символизирует Тору; отмеряя соль, которая символизирует укор, я насыпаю две столовые ложки, затем вытряхиваю немного обратно в солонку, потому что мы всегда должны упрекать меньше, чем нам кажется необходимым; и, медленно вливая масло, я «помазываю» каждого члена своей семьи по имени, молясь о его или ее конкретных нуждах.
Разминание теста — это время для молитвы. Мы с моей дочерью-подростком Плией Эстер по очереди придумываем, за кого молиться по именам: за одиноких друзей — чтобы они поженились; за бездетных — чтобы у них родились дети; за больных и жертв террора — чтобы они поскорее и полностью выздоровели; за людей, испытывающих финансовые трудности, — чтобы у них были средства к существованию; за людей, переживающих супружеский конфликт, — чтобы у них был мир в семье. Плия Эстер напоминает мне добавить имена пропавших без вести солдат Израиля и Джонатана Полларда [которого американцы в конце концов выпустили из тюрьмы и разрешили репатриироваться в Израиль]. Мы продолжаем месить и молиться, с такой духовной сосредоточенностью и интенсивностью, что кухня заряжается энергией.
Теперь тесто готово для приготовления халы, но духовная подготовка к правильному исполнению заповеди продолжается. Читая с ламинированного листа, я горячо молюсь о том, чтобы исполнение мною мицвы халы исправило грех Хавы. Как она принесла в мир смерть, так и я принесу в мир жизнь, уничтожив смерть, стерев слезы с каждого лица.
Теперь я готова исполнить заповедь. Я отламываю небольшой кусок теста, произношу благословение, обеими руками поднимаю кусок теста и провозглашаю: «Вот, это хала!».
Мои руки дрожат от духовного накала момента, а лицо Плии Эстер — от благоговения. С поднятыми руками я произношу еще две молитвы: одну — о том, чтобы взятая мною хала была воспринята как приношение в Святом Храме, чтобы она искупила все мои грехи и я как бы родилась заново, а вторую — о полном и окончательном искуплении всего мира.
На выполнение одной мицвы у меня ушло больше часа. Я чувствую себя возвышенно, трепетно, экстатично, как раньше я чувствовала себя после многочасовой медитации.
В течение семнадцати лет я нерегулярно (и неправильно) выполняла заповедь отделения халы, не имея ни малейшего представления о глубине и духовном потенциале этой мицвы. Я скользила на вторую базу, произносила благословение, отламывала кусочек теста — и ничего не чувствовала. Это не связывало меня со Всевышним; разве что на самом примитивном уровне.
Изъян был не в заповеди. Изъян был не в иудаизме. Изъян был во мне.
Заповеди — это непревзойденный духовный пир. Большинство евреев, даже ортодоксальных, едва распробовали их вкус. Знатоки знают разницу между едой и трапезой. Последняя требует времени и концентрации на вкусе каждого кусочка. Гурман, обедающий в пятизвездочном ресторане, не будет жаловаться на то, сколько времени уходит на приготовление еды. Он также не будет оценивать качество ресторана по тому, насколько сытым он чувствует себя, когда уходит.
Связь со Всевышним посредством выполнения заповедей требует времени, постоянного обучения и стремления вникать все глубже.
Иудаизм — это не религия быстрого питания.
Перевод: рав Берл Набутовский
