Сказали наши мудрецы (Брахот, 10а): «Даже если острый меч возложен на шею человека, пусть не отчаивается он в милости (Г-спода)»
«Этим предостерегает нас Тора: если человек увидит, что беда близка к нему, да будет спасение Г-спода в его сердце, и пусть он полагается на это спасение, как сказано (Теилим, 85:10): “Близко к трепещущим перед Ним Его спасение”, и сказано (Йешаяу, 51:12): “Кто ты, что будешь бояться человека смертного?!»
Целых тридцать золотых рублей! Целых тридцать! Золотых!
Когда тебе двенадцать лет, и у тебя есть целых тридцать золотых рублей, ты… Ну, почти жених. И со всех сторон – уважаемый человек. Во всяком случае, не у каждого подростка имеются такие внушительные средства.
Йосеф чувствовал, что если бы не почтенный возраст, он бы запрыгал на одной ножке, как будто он все еще просто Йоська. А так – только втянул сквозь зубы вкусный морозный воздух. Дааа… Хорошо в Махновке на Хануку. Как раз подморозило немного, снег искрится, хрустит под ногами. Он закончил обход родственников с латкес, которые нажарила мама, и все дали ему Хануке гелт. Он складывал их в мешочек на веревочке и вешал на шею. Вместе с предыдущими годами это составило внушительную сумму. Йосеф не тратил свои сбережения, он вообще хорошо разбирался в средствах и был очень целеустремлен. Хотя он учился только в хедере, но некоторые вещи прочно вошли в его память. Например, «Кто герой? – Побеждающий свое дурное начало». И поэтому он не бегал за сладостями, как другие ребята, а копил свои сбережения. Или другое: «Если не я для себя – кто для меня? А если я – только для себя, кто я? И если не теперь, то когда?» Вот именно – когда у него будет достаточно денег, он начнет свое маленькое дело. Он старался жить, согласуясь с Поучениями Отцов и тем, что успел выучить в хедере. Кроме того, скоро его бар-мицва, и он должен будет принять на себя мицвот, отец купит ему тфилин, он выйдет к биме и прочтет свою главу из Торы…
Внезапный шум привлек его внимание. Через несколько минут крики приблизились:
– Махно! Идет батька Махно!
Йосеф побежал к дому.
– Папа, что происходит?
– Говорят, идет Махно. Соседнее село разорил, дома пожег. Теперь сюда идут. У нас есть пара часов. Сложим все на телегу – и в лес. Пусть дом сожгут, зато живы останемся. Если не задержатся надолго – вернемся. Зима все-таки.
Йосеф и две его сестры быстро помогали родителям собираться. В это неспокойное время по Украине ходило много банд, правда, о батьке Махно говорили, что погромы он не приветствует, и дисциплина в его войсках – это не пустое слово. Но кто знает? Евреи – народ осторожный, наученный горьким опытом. Кроме того, отец считал, что никакая из быстро сменяющихся властей не хороша для них: «От белых горькая редька, от красных тоже не мед».
Через пару часов село наполовину опустело – в Махновке половина населения была еврейской. Первыми в село ворвались десятка три бандитов на конях, громко крича и размахивая нагайками. Они разогнали оставшихся прохожих, и все попрятались по домам. Затем в конце главной улицы показалась медленно едущая колонна конных. Впереди ехали двое и вразнобой выкликали:
– Батька Махно село Махновку жечь и грабить запретил, в виду сродства фамилии! Просим население поделиться излишками продовольствия для нужд Первой Революционной Армии. Лошади и подводы также будут национализированы. Рабочим разных профессий, особливо кузнецам, собраться у временного штаба армии. Все на добровольную мобилизацию!
Через час после въезда в село на одном из домов по главной улице махновцы вывесили черное знамя с надписью «С угнетенными против угнетателей всегда!» и рукописный плакат с призывами, часть из которых уже была озвучена. В селе действительно не подожгли ни один дом. Не видя дыма, евреи, спрятавшиеся в лесу, терялись в догадках о планах махновцев. Йосеф решил пойти на разведку. Естественно, не спросив отца. Ясно, что его ни за что не отпустили бы. Прощупав сквозь шубу и жилет мешочек с сокровищами, придавший ему смелости, Йосеф незаметно выбрался из-за телег и пошел в сторону села. Зимой темнеет рано. В темноте его черная шубейка не выделялась на фоне стволов деревьев.
В селе, казалось, было тихо. Собаки, заканчивая вечернюю перекличку, замолкали. В домах горел теплый свет. Нет, не во всех домах – в еврейских, насколько Йосеф мог судить с опушки, было пока темно. Он стоял под деревом и наблюдал. Казалось, что никаких махновцев нет и в помине.
Внезапно ему под лопатку ткнулось что-то твердое.
– Руки вверх, малец.
Обернувшись, Йосеф увидел незнакомого мужика в полушубке, с черным бантом и с винтовкой.
«Махновец!» – некстати подумал Йосеф. – «Так вот они какие!»
– Что выглядываешь, а?
– Ничего, дяденька офицер!
– Врешь! Ты тут четверть часа околачиваешься! А ну, кругом! Шагом — марш!
Подталкиваемый стволом винтовки, Йосеф шел несколько минут вглубь леса. Попытки обернуться и заговорить закончились легким ударом прикладом по голове. Йосеф оступился, но затем молча продолжил путь. Мысли его путались, но он пока не позволял себе паниковать.
– Тута стой!
– Дяденька офицер! Я, правда, ничего не высматривал! Дом мой там, с Махновки я! Местный.
– Отставить разговоры! Я тебя прихлопну, а потом буду разбираться, что да как!
Мужик спокойно прицелился. Йосеф закрыл глаза и начал говорить про себя «Шма, Исраэль…» Мысленно он уже попрощался с отцом и матерью, попросил прощения у них за самовольную вылазку и расцеловал. На глаза навернулись слезы. Неужели он больше не увидит их?! Йосеф заплакал в голос, поняв, что его жизнь закончится здесь.
Выстрела не последовало, только сухой щелчок. И тишина. Удивленный, Йосеф открыл глаза. Мужик стоял напротив него, разглядывая свое оружие.
– Странно, – сказал он, – раньше осечек не давала.
Йосеф понял, что это его шанс.
– Дяденька офицер, я ведь вправду с Махновки. Мы ушли, думали, что Махно – погромщик, как и другие. Но ведь это не так. Я видел наш дом, он цел. Дяденька, ведь вам, наверное, нельзя просто так убивать, вы должны отвести меня к главному, разобраться. А в селе меня каждая собака знает.
Никакого ответа.
– Дяденька, у меня есть деньги. Я могу откупиться!
Мужик поднял голову.
– Сколько?
– Тридцать рублей золотом.
– М-м-м… Ладно, давай сюда. Все равно два раза не расстреливают. И чтобы ни-ни, пикнешь – из-под земли достану.
Йосеф проворно расстегнул шубу, жилет и, стянув с шеи веревочку с мешочком, выложил на темную мозолистую руку свои сбережения. Мужик связал деньги в пояс и, не оглядываясь, пошел в сторону села. А Йосеф постоял немного, приходя в себя. Лишь теперь весь ужас пережитого догнал его, накрыл, обездвижил, но декабрьский мороз вывел юношу из оцепенения. У него началась истерика от облегчения. Смеясь и плача, он побежал обратно к семье рассказать о произошедшем. На бегу он благодарил Всевышнего за чудесное спасение, за дарованную жизнь.
