Дорогие читатели! Представляем вашему вниманию интервью с равом Исраэлем Левиным и его супругой.
Это семья, начавшая свой путь к Творцу еще в 80-х годах, когда коммунистическая власть была еще в полной силе. Они приехали в Израиль в 1987 году. На данный момент рав Исраэль является давним учащимся ешивы “Мир”, а также преподает и пишет книги. Рабанит Лея много лет преподавала в “Махон Таль”, и сейчас продолжает преподавательскую деятельность. Все их дети создали замечательные семьи, идущие по пути Всевышнего.
Рав Исраэль: Первое, с чего начался наш путь – с воспитания детей. Это было общей атмосферой, общим направлением. Каждая семья боролась за то, чтобы отделить своих детей от того общества, в котором находилась. Мы сами еще мало знали, но то, что узнавали – передавали своим детям. Ведь невозможно было, чтобы мы жили одной жизнью, а дети – другой.
Лея: мы стали постепенно продвигаться, каждая семья – в своем темпе, но мы уже понимали, что не можем оставаться частью окружающего нас общества. Начался интерес по отношению к иудаизму. Мы начали ходить в синагогу, даже еще ничего не соблюдая. Нас объединяло ощущение еврейской общности. Мы говорили друг другу “Шана Това!”, еще имея весьма слабое представление о том, что такое Рош а-Шана вообще. Но мы уже чувствовали гордость, что можем произносить эти слова, и что хоть как-то понимаем, что за ними стоит.
Р.И. Началось все примерно с 1981 года. А уже к 1985-му году мы чувствовали, что мы совсем другие люди.
Лея: Начали образовываться группы на домах, где детей обучали чему-то еврейскому: еврейским песенкам, каким-то элементарным законам, словам на иврите. Для нас было большим достижением, что ребенок мог спеть детскую песню на иврите. Открылся детский садик. “Русский садик” в нашем доме, в Рамот Гимель – это продолжение еще того садика, в Москве.
Больше всего мы получили, конечно, на Рижской даче. Это был такой трехмесячный “семинар” для семей, где мы беспрерывно учились. Нас было около пятидесяти человек. Были смены по две женщины, которые работали по 14 часов в день в течение недели, а все остальные в это время учились. Потом пары менялись. Это было для нас большой закалкой. Там я научилась и печь халы, и готовить разные еврейские блюда.
Расскажите, пожалуйста, как проходили ваши первые праздники?
Лея: Началось все с того, что мы приехали к семье Пятигорских.
Р.И. Нас направил туда Илья Эссас. На тот момент Пятигорские еще не получили разрешение на выезд, но у них уже было ощущение, что вот-вот уедут. А мы пришли к ним взять кошерную посуду – ее оставила семья, которая уже уехала в Израиль. Нашей посудой мы уже не могли пользоваться, так мы пришли взять эту. И вот я увидел у них в витрине – шофар. А о шофаре я учил на даче в 85-м году с Ильей Эссасом. Мы учили тогда трактат “Рош а-Шана”, где говорилось о шофаре – а я на тот момент его еще в глаза не видел. Не знал, что это такое. С дачи мы поехали в Рижскую синагогу – единственную, сохранившуюся после немцев. На ней было написано на иврите: “Ты выбил зубы нечестивцам” (цитата из Теилим). Реб Гершон Гуревич, который был ответственным за синагогу, указал нам на эту надпись (она была наверху), и сказал: “Именно из-за этого эта синагога осталась”. Ведь все остальные были разрушены. А эту оставили, превратили в конюшню. Сам реб Гершон был в то время уже очень пожилым человеком. Он ведь был учеником Хафец Хаима! Он единственный резал кошерное мясо для всей России.
Так что мы видели мясо (получали из Риги) дважды в год: перед Рош а-Шана, и перед Песахом.
Так вот, когда мы приехали, и рассказали, что учим трактат “Рош а-Шана”, рав Гершон вынес нам шофар – посмотреть. Он был маленький такой, черненький. “Вот это называется шофар”, – объяснил он. А мне-то казалось, что шофар – это что-то огромное! “Но я сам не трублю, – сказал реб Гершон, – если кто-то хочет попробовать – пожалуйста!”. Я, сам не зная почему, потянулся к шофару: “Дайте мне попробовать!” Взял его, приставил ко рту – и вдруг послышались звуки. Получилось! Тогда реб Гершон сказал: “Ну, будешь трубить!”
Когда я приехал к Пятигорскому, сразу обратил внимание на этот шофар в витрине. Стою, смотрю на него, и мне неудобно попросить… И вдруг Пятигорский мне говорит: “Я вижу, что ты хочешь получить шофар? Возьми. Мы ведь скоро уезжаем, а тебе потребуется шофар, чтобы трубить в Рош а-Шана”.
В тот Рош а-Шана я трубил дома – так, как понял из выученного в трактате “Рош а-Шана”. У нас в гостях было несколько семей – Кульвянские, Зильберштейн, и еще одна семья. А уже через полгода мы получили разрешение на выезд. Причем оказалось, что в синагоге шофар был некошерным. Так что, когда мы уезжали, Саша Ильин, профессиональный трубач, попросил меня: “Твой шофар – единственный кошерный шофар на всю Москву. Ты уж оставь его”. Мне было очень трудно расставаться с этим шофаром…
А из симаним на Рош а-Шана у нас были только яблоки и мед. Ведь в Москве в то время достать гранаты или финики было просто немыслимо.
Лея: В синагогу Исраэль пошел в Йом-Кипур, и остался там на весь день. Ночевал там рядом, вместе с группой ребят. Но перед этим с нами произошла очень интересная история, просто чудо какое-то. Мы в спешке готовились к Йом-Кипуру, на трапезу перед Йом-Кипуром у нас тоже была одна семья, муж должен был идти вместе с Исраэлем в синагогу, а жена оставалась у нас. В общем, спешка, суета, я мою детей, бегаю между комнатой и ванной… И вдруг раздается стук в дверь.
Р.И. А я уже стоял в пальто, а под пальто – талит. Я уже собирался выезжать, ведь до синагоги – час пути.
Лея: мы смотрим в глазок, и видим – незнакомый человек. В форме.
Р.И. Я стоял и думал – открывать, или нет. В итоге я решил, что поскольку у нас есть мезуза, ничего страшного не произойдет.
Лея: мы открыли, он проходит зал, и садится – спиной к стене. А именно в шкафу, который стоял у этой стены, стояли все еврейские атрибуты: сидуры, подсвечники и т.п. Не оглянулся, ничего не увидел. И вдруг стал расспрашивать: как ваши дела, все ли у вас в порядке, никто ли не обижает… нет ли проблем с соседями…
Р.И. Я уже к тому моменту довольно долго времени не работал. Я подумал, что он сейчас начнет спрашивать, где вы работаете и так далее. Но он ничего такого не спросил.
Лея: Я ответила, конечно, что все порядке, ведь просто страшно было рот открыть… Он задал еще несколько подобных вопросов (всего он посидел минут пять), а потом встал и сказал: “Вот моя визитная карточка. Меня зовут майор Яковлев. Если у вас будут какие-то проблемы, вопросы, жалобы – обращайтесь. И ушел.
Мы подумали, что это просто был пророк Элияу. Ведь как раз незадолго до этого у многих наших знакомых происходили обыски. У них забирали книги, у кого-то – самодельное вино, которое делали для Песаха… Мы тоже делали вино из изюма.
Р.И. А ведь в 85-м году еще арестовывали. Это вообще было очень темное время – один правитель умер, на его место встал другой… Только в 86-м начались какие-то новые веяния, а в 87-м ворота начали открываться. В 85-м же еще было очень страшно. Так вот, как только он ушел, я сразу же поехал в синагогу. Это был уже настоящий Йом-Кипур. В Израиле все по-другому – человека сразу “бросают в воду”. И это подчас может быть для него большим ударом, так что ему трудно от него оправиться. Так что это процесс постепенного вхождения был для нас большим хеседом Творца.
Я все рассказывал Янике, своей старшей дочери. Все, что я открывал для себя, все, что происходило – всем мы делились с ней. Ей было тогда 6-7 лет. Когда она пошла в школу, это была отдельная история. Мы же уже хотели, чтобы она не ходила в школу в Шаббат. Значит, нужно было взять справку у какого-то врача… Да еще и ребенок с таким нестандартным именем…
Лея: Я пошла к невропатологу, и говорю: “Знаете, она к концу недели очень устает. Настолько, что совершенно нет сил ходить в школу”. Невропатолог так сочувственно говорит: “Вы знаете, такое бывает”. И дала справку на полгода. Когда я дала справку классной руководительнице, та очень скептически отнеслась к этому. Она ведь видела Янику, и не замечала за ней никаких признаков усталости к концу недели. Яника не пришла Шаббат, другой… На третью пятницу она позвонила: “Девочка придет завтра в школу?” Я говорю: “Нет, она устала…” – “Почему? За ней не наблюдается усталости…” И так она звонила каждую пятницу – в течение полугода. Приходилось это выдерживать. Она наверняка что-то подозревала, хотя ничего не говорила.
Р.И. Ее начали в классе звать “иностранка”…
Удавалось ли вам как-то отмечать Суккот?
Р.И. В синагоге – нет. Я пришел к Элияу Эссасу, и сказал, что хочу построить сукку. Но, с другой стороны – есть ведь сукка в синагоге. А он ответил мне, что если я хочу построить – есть заповедь (хотя и не обязанность) построить свою сукку.
Лея: Это был уже 86-й год. Сын наших знакомых, Барух, жил недалеко от нас, и приходил к нам на Шаббаты и праздники. Ему было 19, и он первым в своей семье начал соблюдать. В семье все это не принимали, и поэтому он приходил каждый Шаббат к нам. Так вот они вдвоем решили строить сукку. Мы жили в районе Кунцево. Недалеко от нас был большой красивый лесопарк, а за ним – правительственные дачи. А еще неподалеку – военная база. И именно там, на краю леса, между базой и дачами, они решили построить сукку. Это было самое защищенное место: на военной базе могли подумать, что это строение относится к правительственным дачам, а люди с дач могли подумать, что это – что-то военное.
Р.И. Сукка была построена из отдельных досок, а сверху покрыта белыми обоями. Она просто вся светилась. Особенно красиво было, когда на нее падал снег. А схах мы сделали из сорняка, который срезали, когда расчищали место для сукки. Еще одной проблемой была вода – нужна была вода для нетилат ядаим. А эрува ведь не было. Так что и еду, и все остальное нужно было приносить заранее. Что мы придумали? В полу сукки мы закопали такую металлическую коробку, в которую положили заранее хлеб, мед, яблоки – чтобы сделать трапезу. А воду мы брали из родника, который находился внизу горы – метрах в тридцати. Мы не имели в виду построить сукку в таком “опасном” месте, просто искали место, где были бы наилучшие условия для проведения Суккота.
Те семьи, которые были у нас на Рош а-Шана, приехали к нам и на Суккот. Сукка была довольно большой, все поместились.
Мы сели все вместе, и начали петь еврейские песни. Причем пели так, что эти песни было слышно даже на военной базе. Так мы пели всю неделю, а в последний день, в Шмини Ацерет, мы закончили трапезу, сказали биркат а-мазон, и услышали какой-то шорох. Мы отошли из сукки, и увидели солдат, в телогрейках, которые крались в нашу сторону, чтобы посмотреть, что там происходит, в этой сукке. Один из наших товарищей хотел вернуться, защитить сукку. Но мы сказали ему, что лучше уйти – ведь время сукки все равно закончилось… И мы ушли, не зная, что с ней произошло. А потом, через какое-то время, уже в будние дни, я взял с собой Янику, и мы пошли к сукке. Я думал, что ее наверняка разрушили. Но оказалось, что почти ничего они не натворили – только сорвали один плакат, на котором были нарисованы этрог и лулав. Я поставил все на место, и потом мы приходили и навещали нашу сукку.
А в Адаре, когда мы получили разрешение на выезд, мы пришли к сукке, и увидели, что птицы свили там гнезда. Там такое чириканье стояло!
Вообще, если бы человек понимал, что все, что он делает, становится потом частью истории… Это была невероятная помощь Свыше.
– Сейчас, через много лет, это ясно видно.
Р. И. Да.
Л. Когда дети видят месирут нефеш родителей, и участвуют в этом – это оказывает большое воспитательное влияние.
Р.И. Не просто месирут нефеш – это именно проявление любви к тому, что ты делаешь. Когда ребенок видит, насколько родителям это важно… У ребенка ведь нет забот, как он будет жить, что он будет есть завтра. Вообще, Израиль обрушивает на человека сильные испытания – здесь есть большие тревоги о заработке и т.п. А там у нас этого не было. Поэтому, именно то, что мы начали соблюдать там, постепенно, дало нам возможность продолжить и здесь.
А как, действительно, было здесь? Как проходили первые праздники?
– Это был шок. Мы были в гостях, и почувствовали, что дух праздников здесь другой. В России приходилось прикладывать усилия, чтобы создать что-то из ничего. А здесь все готово. Все можно пойти и купить в магазине. Мы поняли, что нам лучше проводить праздники дома. Ведь у каждого человека складывается его личный подход к каждому празднику. Каждый проводит его так, как он его выстроил. А рамки другого человека могут тебе не подойти. Вообще, переход был очень непростым. В Союзе тоже было нелегко. Но там нас охватывал такой энтузиазм и романтизм, и все материальные вопросы не были так тяжелы, как здесь. Там вообще никто не говорил о деньгах. Мы жили очень-очень скромно. Были ситуации, когда не знали, что купить – картошку или рис. Но все это было на заднем плане. Мы все время много занимались с детьми, на праздники я делал им костюмы и т.п. Когда мы приехали сюда, я продолжал это. Я хотел, чтобы они входили в мир Торы, через чувство участия родителей в празднике в связи с детьми. Чтобы не было ощущения, что есть что-то отдельно у детей, а отдельно у родителей. Это общее дело. Например, дети нам очень помогали на Суккот: они делали украшения. Вся сукка была украшена их поделками – не было ничего купленного или готового. Девочки видели, что папа сам делает все своими руками, и брали с него пример.
– Вы считаете, что именно таким образом можно передать детям важность праздника, радость праздника?
Л. Когда ты сам вкладываешь, и они участвуют в этом, и тоже вкладывают.
Р.И. Человек, который приходит в мир Торы, а не вырос в нем, должен сам впитать в себя праздники – готовясь к ним, изучая их детали, из чего они состоят.
Л. На праздники мы постоянно приглашали к себе людей – и тех, которых мы знали еще по Москве и даче, и других. Мы столько вкладывали в сукку, так украшали и обустраивали ее, что она была такой необыкновенной, и не хотелось никуда уходить из нее. По регалим мы ездили к раву Эзрахи.
Когда дети были маленькие, было физически тяжело. Я практически не ходила на молитвы Рош а-Шана и Йом-Кипур. Зато ходила Яника – когда мы приехали, ей было уже десять-одиннадцать, так она ходила, и знала все молитвы. А когда дети подросли, и я стала тоже ходить, Яника меня “учила” – показывала, где какая молитва и т.п. Конечно, когда я молилась дома, я чувствовала, что что-то упускаю, какое-то отдаление от общества. Но я понимала, что это то, что сейчас от меня требуется. Был такой случай, что однажды я молилась, и вдруг я слышу, как пятилетняя Рахель залезла на подоконник, и разговаривает со своей подругой. А решеток у нас тогда на окнах не было. Мне пришлось прерваться и подбежать к ней. Она сидела, свесив ноги, и разговаривала. А у нас – третий этаж. Меня это научило не завидовать тем, кто находится в синагоге.
Р.И. Кроме того, наш женский урок, который мы ведем уже, барух Ашем, двадцать лет, был для Леи духовной подпиткой. Ведь без этого питания просто невозможно. И девочки слушали эти уроки.
Л. В последние годы мы приглашаем детей к себе – по очереди. Иногда приглашаем только внуков. Например, дочку Яники – ей уже четырнадцать лет.
– У женщины очень много разных дел. Особенно в праздники. Ей нужно и приготовить, и убрать, и принять гостей, и занять детей – и еще самой успеть помолиться. Как вам кажется, на чем нужно сосредоточиться, что самое главное?
– Я всегда старалась, чтобы всем было хорошо (смеется). Мне хотелось, чтобы все пришли, и уже все было готово. Чтобы не задерживать других – даже за счет своей молитвы. Ведь это главная функция женщины – делать так, чтобы всем было хорошо. Ведь нужно успеть очень много – и все успеть невозможно. Если пытаешься сделать все, чувствуешь себя в итоге просто разрушенной. Поэтому нужно успокоиться, и понять, что твоя главная задача – это дом. И в доме нужно сделать так, чтобы был праздник. А это зависит от женщины – чтобы у всех было хорошее настроение, чтобы стол был красиво накрыт, чтобы все пришли и увидели – праздник начался. В то же время, разговаривать с Творцом можно все время. Лучше помолиться минимум, или позже – зато все будут довольны. Будет в доме атмосфера праздника.
У меня был один переломный момент. Это был Симхат Тора, и у нас было много гостей, и вот – все пошли в синагогу (девочки уже подросли, и тоже пошли), а я осталась одна дома – мне же нужно было подготовить все к трапезе. Появились мысли: “Вот, все ушли, оставили меня одну дома…” И вдруг, я слышу – в кухне что-то рухнуло. Раковина обрушилась. Вначале это было просто “последней каплей”. Но потом я вдруг ощутила, что нужно поменять свое отношение ко всему. Нужно относиться к этому спокойнее – да, я тот человек, на котором лежит ответственность за все. Приготовить еду, накрыть на стол – приготовить праздник. Это очень важная и почетная “должность”.
Подробнее о пути семьи Левиных можно прочесть в их замечательной книге “Чистое оливковое масло”.
